Катерина решила, что ее несчастный «сокамерник» боится, что по собственному скудоумию она, вероятно, сейчас разбазарит все свои средства. А потом, наверное, примется за его финансы?
Пока он не стал рвать свои и так не в меру редкие волосики на розовой плешке, уже стыдливо зардевшейся под горячим южным солнцем, она решила остановить истеричное «биение пяткой в грудь».
– Баста, каро мио! (Довольно, дорогой!) – неожиданно для себя самой она хлестко махнула ладонью поперек горла.
Антонио выпучил глаза и резко заткнулся, словно в рот ему вставили кляп.
– И вообще, я сейчас должна срочно позвонить.... бабуле…
– Зачем обязательно звонить? – не унимался «дорогой».
– Она у меня… генерал КГБ, в отставке. И если я не отзвонюсь, она станет переживать. А если бабуля будет переживать, то она заставит волноваться всех своих коллег. А коллегам волноваться нельзя. Иначе они могут кого-то очень сильно огорчить. Понимаешь, каро мио?
«Боже, что я несу?» – вспотела мысленно Катерина, но отступать уже было поздно.
Как ни странно, такое объяснение итальянский мозг воспринял влет и безропотно согласился. Видимо, волшебная аббревиатура из «прошлой жизни» для него по-прежнему звучала магическим заклинанием, коему лучше не перечить.
– Кей-джи-би?.. Твоя бабушка кей-джи-би? – встрепенулся Антонио.
– Угу, – буркнула порядком уставшая от перепалки Катерина. – Так что ходи оглядывайся…
– Ходить куда?
– Да никуда. Это пословица такая русская, фольклор. Шучу я. – Катерина закатила глаза. – И вообще, я хочу есть. Пока голодная, я злая…
И не давая опомниться своему озадаченному русским чувством юмора спутнику, она направилась в коридор. Антонио поспешил следом.
«Пожалуй, перед звонком Изольде все-таки действительно лучше перекусить. В конце концов Интерпол может подождать, а мои измученные путешествием мозги и желудок вряд ли», – подумалось ей по пути в ресторан отеля.
В ресторане голодному взору Катерины открылась душевная картина.
Из пятнадцати столиков заняты были пока четыре. За одним сидела финская семья: животастый папа с русой шкиперской бородкой, блеклая мама с лицом пристреленной в прошлом веке лошади и долговязый патлатый пацан лет тринадцати с телефоном, навечно вросшим в ладонь. Количество еды в их тарелках было обратно пропорционально возможности нормального человека все это съесть. Впрочем, деловито работали челюстями только родители. Пацан пожирал взглядом свой телефон и этим был сыт.
За другим столом почти возлежал, приспустив на стуле свое невообразимо мужественное тело, тот самый длинногривый мачо из бассейна. Рядом с ним сидел молодой человек того типа, который бабуля, перекрестившись, ласково называла «недодевка-недопарень». Они лениво потягивали пиво и тихо переговаривались.
Третий