В купе похолодало, когда поезд стал подниматься в Альпы. Я укрыла Долл одеялом. Она пробормотала «спасибо», но не проснулась, и это было хорошо, потому что мне нравилось быть наедине с этими своими мыслями о том, как скоро у меня начнется новая жизнь.
Кажется, под утро я все-таки заснула. Проснулась от звука тележки, на которой везли завтрак. Долл угрюмо смотрела на капли дождя, бегущие друг за другом по стеклу, в то время как за окном поезда с нарастающей скоростью проносились плоские поля Северной Франции.
– Совсем забыла про погоду, – сказала она, протягивая мне пластиковый стаканчик с кофе и круассан в целлофане.
Конечно, я не ожидала, что меня будут встречать с оркестром и цветами, но когда я шла по своей улице, распрощавшись с Долл возле ее дома, не могла не заметить разочарованно, что все осталось таким же, как раньше. Наш муниципальный микрорайон застраивали в конце шестидесятых. Возможно, в те времена он и был образцом современной архитектуры – одинаковые прямоугольные таунхаусы, бледный кирпич и белая штукатурка, общественные газоны вместо личных палисадников. Все наименования улиц образованы от названий деревьев, но, кроме нескольких худосочных вишен, у нас так ничего больше и не посадили. Те дома, которые жильцы выкупили у государства, обзавелись застекленным крыльцом или целой верандой, но все дома, по большому счету, выглядели одинаково. Всего за месяц я выросла, и наш городок стал мне тесен.
Мама, конечно, не знала точно, во сколько я приеду, но я все равно удивилась, что они с Хоуп не ждут меня у окна или у входа в дом. Вечер выдался теплый. Может быть, мама поставила для Хоуп надувной бассейн на заднем дворе и они так шумно плещутся, что не слышат звонка?
Наконец за матовым стеклом двери показался знакомый маленький силуэт.
– Кто там? – спросила Хоуп.
– Это я!
– Это я! – закричала она.
С Хоуп невозможно было понять, шутит она или просто педантично уточняет.
– Это Три! – сказала я. – Ну же, Хоуп, открывай!
– Это Три!
Я слышала, как где-то в глубине дома мама что-то говорит, но было не разобрать что.
Хоуп встала на колени и сказала мне в отверстие для почты:
– Я возьму стул с кухни.
– Возьми стул в прихожей, – ответила я ей в то же отверстие.
– Мама сказала, с кухни.
– Хорошо, хорошо.
Почему мама сама не спустилась? Я вдруг почувствовала усталость и раздражение.
Наконец Хоуп удалось открыть дверь.
– А где мама? – спросила я. В доме было прохладно и запаха ужина не ощущалось.
– Встает, – сказала Хоуп.
– Она