Подружка отнеслась к сигналу серьезно и добросовестно пересчитала вазы, тарелки, чашки и цветочные горшки, но недостачи не обнаружила и рассердилась на меня за то, что я возвела поклеп на ее ангелочков.
Ну или за то, что ей пришлось заниматься внеплановой инвентаризацией.
– Иди уже, а? – попросила я досадливо. – Я фэнтези сочиняю, а ты мне какие-то ужастики а-ля Франкенштейн рассказываешь! Надо же такое придумать – встроенные в организм весы!
– Ага, безмен вместо руки! Рыночная версия Капитана Крюка! – Подружка проказливо захихикала и наконец-то удалилась, оставив меня тет-а-тет с незримой музой.
До вечера я спокойно работала, ужин у Максимовых прошел без моего участия, и только после объявления отбоя в своем фамильном дурдоме подружка снова пришла ко мне.
– Вот. – Она положила передо мной исписанный тетрадный листочек и скромно отступила.
– Что это? – спросила я, не спеша переключать внимание с собственной рукописи на чужой манускрипт.
– Это для нашего нового произведения.
– Нашего?
Я обернулась и иронично посмотрела на нахалку поверх очков.
Обычно наши с ней общие произведения имеют вид лаконичных сценариев безумных авантюр, в авторстве которых не всегда хочется признаваться, потому что это может быть уголовно наказуемо.
– Ну, ты ведь обещала, что позволишь мне написать стихи для твоего (тут подружка тактично акцентировала правильное местоимение) нового романа в стиле фэнтези!
– А-а-а…
Я действительно обещала ей что-то такое.
Вообще-то я и за фэнтези взялась лишь для того, чтобы угодить подружке, обычно я пишу детективы.
Я поправила очки и прочитала с листа:
– Водица, водица, умой наши лица! И руки, и ноги, и две ягодицы!
Тут глаза мои сделались едва ли не больше, чем очки. Я обмахнулась бумажкой и очень кротко спросила:
– Ира, это что?
– Это рифмованный заговор, – охотно объяснила поэтесса. – Он усиливает эффективность применения живой воды.
– Здорово. – Я почувствовала, что и сама не прочь хлебнуть чего-нибудь живительного: Иркино творчество сразило меня наповал. – Уж зарифмовала, так зарифмовала!
– Судя по тону, тебе не нравится, – заволновалась подружка. – Давай критикуй, что не так?
– Это чей текст?
– Я же сказала – мой!
Ирка горделиво выпятила грудь.
– Меня не авторство интересует, я спрашиваю, кто это говорит?
– Э-э-э… Эльф!
– Местоимение во множественном числе.
– Тогда-а-а… Два эльфа!
– Они что, инвалиды? У двух нормальных эльфов на двоих было бы четыре ягодицы, а не две!
– Э-э-э… Это всего один эльф, но принадлежащий к королевскому дому! – нашлась подружка. – Точно, он эльфийский принц, а августейшие особы ведь говорят о себе в третьем лице: