Буду строителем, означало, что учиться ему еще пять-шесть лет, а прокорм семьи ложится на ее не девичьи, хрупкие, плечи. А что? Знала, дуреха, куда шла, на что нанималась.
– Так, стало быть, мне работать, а ты, молодой обалдуй, со своей силищей в трусах, будешь груши околачивать? – возмутилась было Люба.
– Что ты, Любаша, – стал успокаивать ее муж. – Я же в СМУ (му-у… му-у…) тружусь бухгалтером. Какая никакая денежка приплывает. Ты подумай своей головой, пораскинь мозгами, как нам выбиться в люди, если не дал бог, или папа с мамой, возможности найти лучшую дорогу к «вершине власти и богатству» (цитата из газеты «Правда» за тысяча девятьсот… какой-то год), как только через получение диплома о высшем образовании и назначении впоследствии на высокую, высокооплачиваемую должность, – опять же приведенная за ручку к папе с мамой для разгона выборка из печати, не знаю точно, за какой год и название оригинала изречения.
Муж Любы вообще с некоторых пор взял моду изъясняться только штампами и лозунгами, приобрел такую дурную привычку. Но надо честно признаться: не один он страдал от такого влияния печатных, отборных органов. Всё обчество было парализовано в то время манией преследования и преклонения перед печатным словцом («что написано пером, не вырубишь ни топором, ни бензопилой «Дружба») и, как зомби, выстраивалось в длиннющие очереди в газетные киоски, чтобы получить очередную дозу информлекарства, заряда на целый день. А дни-то выдались тоже длинные и беспокойные.
Люба надолго задумалась. Она была не из глупых, и могла видеть далеко-далеко вперед, как радиолокатор. Сквозь металлические препятствия. Если направить ее взгляд вниз, внутрь земного шарика, в самую мантию, и сфокусировать соответствующим образом (повернув там каким-то манером винтики и шурупчики в окуляре), то, нет сомнения, она смогла бы увидеть, как зарождается материя, и сумела бы спрогнозировать, во что выльется вся эта лава и магма из недр. Потому что равных в прогнозах и их воплощениях ей не было, сколько не ищи.
За это он ее и выбрал, угадав чутьем, или иначе это называется любовью с далеко идущими планами (или намерениями).
– Хорошо, – сказал она. – Учись. Все равно, я не сумею достичь того, что сможешь достигнуть ты. Значит, тебе и флаг в руки. Но учти, запрягся, не говори: «Тпру». Я этого не пойму. Впрягся, вези. Семь потов, шея в крови и гноится, а все одно – вези, и не жалуйся.
– Я и не…, – хотел сказать он, но Люба и этого ему не дала.
И началась их трудовая, заслуженная жизть, жесть, одним словом. За пятьдесят лет которой, совместной (несовместимой, может быть, но совместной) жизни им была вручена медаль – золотая медаль от мэрии, или рангом пониже – от муниципалитета, какая хрен разница, медаль она и есть медаль, хоть на стенку ее повесь, хоть на лацкан приколи, с нее не встанет…