Разгадывать пророческие сны.
Но боги снизошли и стали проще.
Холодными казались их сердца.
Мы приложили множество усилий,
Готовы на все жертвы. До конца.
Но боги снизошли и полюбили.
Мы начали войну и долго бились
За то, чтоб наконец их победить,
Чтоб пересилить, переубедить.
Но боги снизошли и подчинились.
Смотреть наверх, стремиться в небеса!
Как же смешно осознавать сейчас:
Людей в богов перекроить нельзя,
И это боги превратились в нас.
– Но должен же быть смысл!
– Тем, кому смысл что-то должен, он прощает.
Иллюстратор Елена Пильгун
© Елена Пильгун, 2017
© Анна Закревская, 2017
© Елена Маркова, 2017
© Елена Пильгун, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4485-9398-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ещё не пролог
Тонкий луч зимнего солнца окрасил комнату Кирлиана в оттенок перезрелых мандаринов, ударил по двум благородным профилям на золоте медали – мужскому и женскому1. Солнечный зайчик попал профессору в глаз, и тот прищурился, но позы в кресле-качалке не сменил. Это была его профессия – смотреть на звёзды.
Кирлиан подмигнул портретам супружеской четы и перевёл взгляд на глянцевую обложку научного журнала. То, что казалось фотографией, на самом деле было творением художника-профессионала, но суть профессорского открытия голограмма передавала более чем полностью.
Чёрные дыры. Белые дыры. Кроличьи норы мироздания. Выдуманный космический корабль с говорящим названием «Alice Liddell» ныряет в гигантскую фиолетово-чёрную воронку, но стоит повернуть журнал под другим углом, и вот уже «Алиса» появляется из бело-голубого сияния в другой, неизведанной вселенной.
Профессор вздохнул и прикрыл глаза. Протянуть бы ещё пару лет, дождаться, когда обсидиановая глыба фотонного звездолёта «Харон» вознесётся в ультрамариновое небо, а потом пропадёт со всех радаров, и… Уйти на покой. Ведь черные дыры гораздо ближе, чем нам кажется. Одним ярким солнечным днем, щурясь на белый снег, ты понимаешь, что это больше не комбинация цифр и букв в звездном атласе, не воронка безвременья, тянущая силы с голубого гиганта, а черная точка на белом снегу. Точка, которая сопровождает твой взгляд на пяти часах циферблата обзора. Точка, которая не видна на стоп-кадрах памяти, но становится неотъемлемой частью онлайн-трансляции в комнату сознания.
Может быть, потом еще пробьет где-нибудь биополе, и червоточина обретет себя в новом качестве, но одно уже не подлежит сомнению. Чем дальше, тем больше в тебе таких пробоев извне, больше точек соприкосновения с темнотой, куда мы все в итоге канем.
И вот с тех пор, как перед моим взглядом маячит плотная туманность в стекловидном теле, с тех пор, как скан ауры рисует отрицательный максимум над сердцем, я задаюсь одним и тем же вопросом.
Что отразится в зеркале, если перед ним будет тьма?
Пролог
Заявление об увольнении, украшенное размашистой подписью капитана Орлова, замкнуло пятый десяток старомодных бумажных листов с аналогичным содержанием. Научно-исследовательский институт аэрокосмической техники бился в агонии уже два месяца и сегодня, кажется, тихо издох.
Директор института (говорят, далёкий потомок самого Циолковского) потерянно бродил по гулким пустым пролётам, и стены с готовностью подхватывали каждый его шаг, вознося стократным эхом до самой крыши.
Шарк. Рука касается чёрной матовой обшивки космического корабля. «Харон», похожий на доверчивого стрижа, слегка завален набок – позавчера ребята доделывали последние мелочи в системе радиолокации. Стриж оперился и готов лететь, но сильная рука, которая должна была подбросить его в небо, исчезла из поля зрения вместе с топливом для фотонного двигателя.
Шарк. Перед глазами мельтешат чёрные мушки – буквы приказа №28. Заморозка проекта. «Начинают шептать, что ещё будет шанс, что жизнь едва начата, и расходятся по домам, до второго шанса не доживает никто2».
Шарк. Узкий проход между боком «Харона» и стеной. Шарк – впереди другая стена, в ней дверь с надписью «Выход», но дверь эта замурована наглухо, и никто никогда не видел её открытой.
Шарк – и… короткий стук чьих-то каблуков, словно снайперский выстрел в давящей тишине.
– Разрешите обратиться, товарищ директор.
Этого ещё не хватало. Ну и что я могу сказать тебе, капитан Орлов? Что бывших лётчиков не бывает, что на медкомиссии они тебя завалили