К этому периоду относится найденное нами в 1970 году неизвестное письмо Пушкина к Дмитрию Николаевичу Гончарову, которое, по-видимому, теперь можно датировать маем – июнем 1833 года40. Приводим это письмо Пушкина.
«Дорогой Дмитрий Николаевич!
Ваше письмо пришло как раз в то время, когда я собирался вам писать, чтобы поговорить с вами о моих затруднениях в связи с предстоящими родами Наташи, и о деньгах, которые мне будут крайне нужны. Таким образом, наши с вами просьбы были бы обоюдны. Между тем, мне удалось кое-что сделать. Князь Владимир Сергеевич Голицын41 сейчас находится здесь, и я с ним говорил о вас и вашем деле. Он мне показался расположенным оказать вам услугу и сказал, что в конце месяца будет в Москве, где вы сможете с ним переговорить. Если Вы устроите этот заем, я вас попросил бы одолжить мне на шесть месяцев[10] 6000 рублей, в которых я очень нуждаюсь и которые не знаю где взять; так как князю Голицыну совершенно все равно одолжить 35 или 40 000, и даже больше[11], это тот источник, из которого вы будете так добры почерпнуть, если возможно. – Я не могу сделать этого сам, потому что не могу дать ему иной гарантии кроме моего слова, и не хочу подвергать себя возможности получить отказ. – Так как вы глава семейства, в которое я имел счастье войти, и являетесь для нас настоящим добрым братом, я решаюсь надоедать вам, чтобы поговорить о моих делах. Семья моя увеличивается, служба вынуждает меня жить в Петербурге, расходы идут своим чередом, и так как я не считал возможным ограничить их в первый год своей женитьбы, долги также увеличились. – Я знаю, что в настоящее время вы не можете ничего сделать для нас, имея на руках сильно расстроенное состояние, долги и содержание целого семейства, но если бы Наталья Ивановна была так добра сделать что-либо для Наташи, как бы мало то ни было, это было бы для нас большой помощью. Вам известно, что зная о ее постоянно стесненных обстоятельствах я никогда не докучал ей просьбами, но необходимость и даже долг меня к тому вынуждают, – так как, конечно, не ради себя, а только ради Наташи и наших детей я думаю о будущем. Я не богат, а мои теперешние занятия мешают мне посвятить себя литературным трудам, которые давали мне средства к жизни. Если я умру, моя жена окажется на улице, а дети в нищете. Все это печально и приводит меня в уныние. Вы знаете, что Наташа должна была получить 300 душ от своего деда; Наталья Ивановна мне сказала сначала, что она дает ей 200. Ваш дед не смог этого сделать, да я даже и не рассчитывал на это; Наталья Ивановна опасалась, как бы я не продал землю и не дал ей неприятного соседа; этого легко можно было бы избежать, достаточно было бы включить оговорку в дарственную, по которой Наташа не имела бы права продать землю. Мне чрезвычайно неприятно поднимать этот разговор, так как я же ведь не скряга и не ростовщик, хотя меня в этом и упрекали, но что поделаешь? Если вы полагаете, что в этом письме нет ничего такого, что могло бы огорчить Наталью Ивановну, покажите его ей, в противном случае поговорите с ней об