Встретилось несколько пирог с фруктами и овощами. Негры везли продавать эти продукты в город. Через сенегальца Фрике́ задал им вопрос о беглецах. Выяснилось, что те опережают их на целые сутки.
Наступала ночь. Пора было становиться на якорь. Фрике́ сам выбирал место для стоянки. Взошла великолепная луна, что еще больше расстроило Фрике́: ведь при лунном свете беглецы могли плыть и дальше.
На другой день шлюпка отчалила с первыми лучами солнца. Утесов было меньше, плыть стало легче. Фрике́ опять расспрашивал встречных лодочников, но беглецов никто из них не видал. Это его удивило. Впрочем, река была еще достаточно широка, и они могли проплыть, держась другого берега и оставаясь незамеченными.
Фрике́ к радости узнал, что скоро шлюпка минует ту границу, с которой прекращается влияние прилива и отлива, нагоняющих сырой, насыщенный испарениями туман. Этот туман несет в себе губительный яд болотной лихорадки, приступы которой часто бывают смертельны даже для очень крепких людей. Чтобы сберечь уголь, Фрике́ подошел к берегу – набрать дров для топлива. Наступила ночь. Шлюпка стала на якорь, и все, кроме вахтенного, заснули под плеск воды о борта.
Светало – по-тропически, без зари, – когда Фрике́ вдруг проснулся от страшного шума.
Тут было и шуршание, и стук, и какое-то щелканье одновременно. Парижанин открыл глаза и ощутил какую-то перемену. Он разом вскочил на ноги и воскликнул:
– Гром и молния! Шлюпка не на воде. Мы сидим на мели.
Весь экипаж проснулся. Вахтенный вскочил первый – он, оказалось, тоже спал.
Шлюпка действительно сидела на мели, на илистом дне. Случилось это вследствие отлива.
В другое время тут не было бы большой беды: наступил бы прилив и поднял шлюпку. Но в данных обстоятельствах это было особенно некстати.
Шум, разбудивший Фрике́, между тем усилился. Парижанин внимательно пригляделся к илистой почве, на которой застряла шлюпка, и невольно содрогнулся с головы до ног.
По этой жиже, в разных направлениях, двигались какие-то странные живые существа удлиненной формы. Прибрежный тростник по временам раздвигался и шуршал; длинные тела прыгали в ил, копошились в нем, толкаясь и задевая друг друга, и кончили тем, что окружили шлюпку страшным кольцом из грозных пастей.
– Господин! – воскликнул в ужасе сенегалец. – Крокодилы!
Да, это они производили тот страшный шум, что разбудил Фрике́. Толкая друг друга, они стучали чешуей, щелкали своими голодными челюстями. Слышно было их горячее дыхание; противно пахло мускусом; неподвижные глаза сверкали свирепой алчностью. Их были тут сотни, и появлялись все новые, еще и еще. Словно кто-то из демонов нарочно призвал сюда всю местную армию крокодилов, притом весьма многочисленную – с резервом и ополчением. Передние тыкались мордой в железные стены лодки и пытались взобраться на борт, но пока им это не удавалось. Зато когда подоспеют подкрепления из новых крокодилов, они взберутся