– Давайте, я отдам вам списки, и вернусь к студентам, – вкрадчиво предложила Яна. Вчерашний день кончился, а сегодня она не чувствовала в себе сил быть жертвой.
Сашкин молчал.
Яна опустила глаза. В его присутствии ей тяжело было сосредоточиться. Вчера она готова была на все. А сегодня мысль о том, чтобы потерять сына, пугала. Она и так потеряла все свои здравые мысли, и, естественно, завтра будет только хуже. Можно говорить, нужно говорить, но она отмалчивается.
Под каблуком бугрится старый линолеум. Совсем рядом на тумбочке находится электрочайник. Она тронула его. Очень горячий. Взяла с полки чистую кружку, налила кипятка, бросила чайный пакетик, добавила три ложки сахара, размешала.
– Яна, – позвал Сашкин. – Вы самая странная среди всех этих людей. Мне совершенно непонятна ваша заторможенная манера.
– Я получаю несказанное удовольствие, поэтому тяну время, – дернула она плечом.
– Кучу лет назад меня научили составлять психологический портрет преступника, в данном случае убийцы, – вздохнул он. – Прошло много лет и я могу составить любой психологический портрет. Помогите мне составить ваш, иначе я не смогу вычеркнуть вас из списка подозреваемых.
– Вы и пришли сюда, чтобы подозревать всех и каждого, – равнодушно ответила она. Отчего пальцы дрожат? Голова будто налилась свинцом, ноги как ватные. Она забыла позавтракать, и не ужинала накануне вечером. Голода не будет, просто нужно поесть, как можно быстрее, иначе при ее телосложении недолго и в обморок грохнуться. Такое бывало, но допустить этого сегодня, при нем, она не может.
– Вас я подозреваю больше всех тех, кого опросил, – продолжал Гаврила Сергеевич, медленно направляясь к ней. – Для меня очевидно, что вы постриглись сегодня. А ваше лицо выражает такую скорбь, словно вас обрили наголо. Вы умная и терпеливая, Яна, и, я убежден, что ни прическа, ни факт смерти постороннего человека не могли бы так сильно опечалить вас. (Пауза). О чем еще вы не рассказали мне?
Яна закрыла глаза на полсекунды, и глубоко вздохнула. Она и забыла, что была в парикмахерской.
– Я не заводная обезьянка, Гаврила Сергеевич, – тихо произнесла она. – Вчера вы меня напугали. Сегодня я слишком занята, чтобы пугаться.
– Обезьянка Янка, – сказал он без улыбки, глядя вдаль через оконное стекло. Золотистый луч яркого солнца сделал его лицо молодым.
Яна опустилась в секретарское кресло. Она глаз не могла оторвать от залитого солнцем профиля Гаврилы Сергеевича.
– В вашем институте все прямо-таки дружат со мной, – продолжал он, резко обернувшись. – Вы тоже тяготеете к следствию, не так ли?
– Гаврила Сергеевич, – произнесла она, взбешенная тем, что он поймал ее взгляд. – Если вы не дадите мне сейчас выпить чашку чая, я вылью ее прямо на вас.
Он подошел ближе и присел перед ней на корточки. Так странно было видеть его плечи ниже своих. Его губы усмехались, а в глазах светился задорный огонек. Морщинки в уголках рта. Тонкий запах сигарет от безупречной