Из ЖУ Эдик Ровнер один на собрании за меня вступился. Как и я, сирота. Спаси его, Господи! Всем объяснил красноречиво, кто в ЖУ стенную газету оформлял и стихи писал о природе – он и я. Да еще дядя Женя спас, как всегда. Все свое обаяние в ход пустил. Сразу явился к начальству в габардине и в запонках. На него в депо все женщины оборачивались! Логика у дяди Жени железная – отравленный, мол, живописью человек, почти вундеркинд, и был бы хороший железнодорожник, кабы не странное развитие личности. Не выгнали меня, не посадили, никто дяде Жене отказать не мог, а сняли меня со специализированных, усовершенствованных, модернизированных паровозов, на которых я ездил, СУМ они назывались, по американскому принципу построены. Сняли с паровозов – и туда, где большого ума не требуется, где ручной труд и кустарная техника, в Загорск, в бандажную бригаду, износившиеся ободья менять. Так в свидетельстве об окончании ЖУ написали: «Слесарь подвижного состава», а не поммашиниста. Ну и пусть. Я и так от жизни ничего не ждал, кроме печали.
Визжат напильники о сталь,
Гремят станки, приводы,
Бьют по болванкам молота
И потрясают своды.
Я загорский край вообще не люблю. Что там хорошего Сергий Радонежский нашел? Дома, как вагоны, один за одним, ни реки, ни леса веселого, как тут жить: коровы тощие, две-три курицы, женщина с мешком, все сутулые… Я не обижаюсь, что с паровозов сняли, не судьба мне пом. машиниста быть, порядок в стране такой. Раньше порядок во всем был, даже облака строем ходили.
Где теперь Бетти? Может, уже в Союзе художников состоит. Не сумел я в изостудию из бандажной бригады выбраться, а почестно, застыдился наказания. Я ведь про себя все всем людям рассказываю. Так что мои этюды остались в ЦДКЖ навсегда. В старшей группе в изостудии выставлены.
В светлом уголке
Паровозы, ЦДКЖ, калязинские острова, кукушки, еноты – все в прошлое унеслось, все кончилось, как кино.
«Дни безумно мгновенны, недели мгновенны, да и прошлого нет, все любви невозвратно забвенны» – Бетти стихи странные такие повторяла. Я не понимал, как это «прошлого нет», чушь какая, не создавался в душе образ никак. То ли дело поэты: Есенин, Фатьянов, Кольцов, я у них все принимаю.
Мне на счастье поэт из Загорска в соседнем цеху обретался. Скрасил мне жизнь в бандажном аду. Как ни странно, поэт, а художником состоял, объявления писал: «Вперед к комунизму», «Пятилетку в четыре года» и другие. Но поэт настоящий, стихотворец, четыре книги у него вышли. Самую лучшую – «Уголок в ковылях», он мне