Я занялся моим маленьким делом издания «Сборника консульских донесений». В конце января 1898 г. выпустил первый его номер. Выпускался журнал аккуратно через каждые два месяца по шесть книжек в год. Работал я самостоятельно. Имел дело только с директором Малевским-Малевичем. Была, впрочем, образована маленькая, преимущественно цензурного значения редакционная комиссия, собиравшаяся перед каждым новым выпуском для утверждения по моему докладу выбиравшегося мною материала для печатания. Но она ставила на мой доклад лишь формальный штамп.
По части внешней политики правительство тем временем, не задумываясь, шагало по проторенному пути.
На Западе мы крепили союз с Франциею, подтвержденный манифестациями посещения республики в 1896 г. царем и царицею и ответного визита в Петербург в 1897 г. президента Феликса Фора[121].
На Дальнем Востоке Россия занялась углублением содеянных ошибок. Вырвав из рук Японии ее завоевания в Китае, мы потянулись к оккупировавшимся Япониею во время войны Печилийским портам и в марте 1898 г. официально заняли Порт-Артур и Талиенван[122]. Можно ли было настолько недооценивать только что выдержавшую экзамен победоносной войны Японию, рискуя столкновением с ней за тридевять земель от нашего центра? Мало того, мы заняли явно враждебную Японии позицию в Корее, протектората над которою Япония так настойчиво добивалась, и который мы также вырвали из ее рук[123]. Печкою, от которой танцевал гр<аф> Муравьев, была простодушно усвоенная им вера в несокрушимость «русского медведя», которого, в сущности, он абсолютно не знал и о самом существовании которого в качестве внушительного аргумента, по-видимому, впервые услышал за границею, представляя его себе со слов иностранцев. Опираясь на этот непроверенный аргумент, гр<аф> Муравьев весело бежал по пути авантюр, навстречу царскому настроению, навеянному льстивыми выступлениями в Сибирском комитете[124] на тему о высокой миссии царя на Дальнем Востоке.
События показали, к каким роковым для России последствиям привела наша тихоокеанская экспансия. Нехорошую мы повели активную политику. Но сугубо неправильным был и внутренний курс. Новый царь не осознал момента. От начала реакции мартовских дней 1881 г. нас отделяло уже целое царствование. А в конце его и Александр III был, по-видимому, готов вступить на путь хотя бы некоторых выдвигавшихся эпохою реформ[125]. Витте докладывал ему о своевременности проведения, между прочим, ряда мероприятий в области рабочего законодательства и первее всего об установлении страхования рабочих работодателем. Александр III, по словам Витте, согласился. Победоносцев, заключение которого являлось обязательным для обеспечения успеха законопроекту политического значения в Комитете министров и в Государственном совете, притворился