Митя. Повесть о первой любви. Денис Евгеньевич Чернов

сына. Каждый раз, когда Митя брался за какое-то дело, будь то музыка, писательство, живопись или каратэ, мама заранее предупреждала сына, что толку из него не выйдет. Она переживала, что сын потратит много времени и сил на достижение цели и разочаруется, потерпев неудачу. Уж лучше он с самого начала смирится с тем, что из него ничего хорошего не получится. Чтобы не слышать от мамы скептических прогнозов в адрес своих песен, Митя никогда ей даже не говорил о своем сочинительстве. Интересно, что сказала бы Ленка? Сестра тоже никогда не верила в таланты своего брата, но если в маминых речах о том, что из него ничего получится, звучала жалость к сыну-неудачнику, сестра вторила ей с открытой издевкой. Как бы он хотел, чтобы Ленка сейчас была в этом зале и видела, как ему аплодируют.

      Когда концерт закончился, к Мите подбежала исполненная чувств Валентина Семеновна. Он готовился к самому худшему, но к его удивлению, реакция была прямо противоположной.

      – Вот так сюрприз ты мне устроил! Почему ты до сих пор скрывал, что пишешь песни? Мы бы хоть с тобой отрепетировали. Мелодию можно было бы сделать поинтереснее… – тараторила наставница.

      После обеда всем фестивалем отправились в краеведческий музей. Митя бывал в нем много раз, наизусть знал все постоянные экспозиции, но каждый раз посещение музея было для него праздником. Переступая через ограду музейного комплекса, он забывал обо всем на свете и мысленно перемещался во времени. Он представлял, как по этому саду семенили на своих высоченных деревянных башмаках скромные японские женщины в кимоно и важно прохаживались самураи с огромными мечами. Быть может, тут бывал сам японский император, и вот этот самый камень под ногами помнит его голос. Он представил, как японская женщина с нарисованным лицом складывает руки и низко кланяется, произнося тоненьким трепещущим голосом: «Кончиуа, самурай-сан! О гэнки дэскА, мой великий господин!» А самурай, выпятив свою грудь, как бойцовый пес, которого потрепали за ухом, довольно гавкает в ответ: «Хай! Хай! Ватащи-ва самурай-сан!». Но тут же в митину фантазию заползает червячок сомнения. А в чем они ходили зимой? Ведь на Сахалине зима не то что у них там в Токио. И вот уже следующая гейша идет по сугробам в валенках, замотанная в оренбургский пуховый платок, а самурай важно вышагивает навстречу в валенках, овечьем тулупе и шапке-ушанке на голове. А из кармана тулупа непременно должна торчать бутылка сакэ…

      – Чего лыбишься? – прервал митины мечты Костя. – Расскажи, вместе поржем.

      – Да так. Вспомнил кое-что, – отмахнулся Митя. Меньше всего ему сейчас хотелось болтать с другом. Он ни с кем не хотел делить музей, поэтому улучил момент, когда Костя разговаривал с Катей и Ниной, незаметно отошел от них и растворился в недрах музея.

      Прямо напротив входа располагался небольшой зал, в котором были представлены находки, поднятые с глубин Охотского моря – чучело гигантской морской черепахи, огромные окаменелые раковины моллюсков, окаменелая вулканическая лава, скелеты доисторических животных.