Взгляните на картину Давида «Клятва Горациев». На этом огромном холсте запечатлен один из тех бодрящих мифов раннего Рима, которые должны свидетельствовать об исключительном аскетизме новой власти. Трое братьев из римского рода Горациев дают клятву доблестно сразиться с тремя братьями Куриациями из враждебного города Альба-Лонга. Схватка была жестокой. В конце остался в живых только один из Горациев. Вернувшись в Рим, он застал свою сестру, оплакивающую не двух братьев, но одного из Куриациев, к которому она испытывала чувства. Гораций незамедлительно пронзает сестру мечом. Будучи привлечен к ответственности за убийство, он говорит о правоте своего поступка, поскольку сестра проявила враждебность Риму, скорбя по одному из Куриациев. Горация отпускают.
Давид работал над этой брутальной историей о сестроубийстве в 1784 году, за пять лет до революции, в его картине отображено стремление к аскетизму и патриотизму, которые французские интеллектуалы связывали с республиканским Римом. У самого Робеспьера было прозвище Римлянин, а когда к власти пришел Наполеон, он взаимодействовал с культурой, которая уже была одержима Римом. Наполеон опирался на существующий исторический нарратив, и, подражая ему, совершил переход от республики к империи, который ранее имел место при Августе. Рим снабдил его не только иконографией, он предоставил ему легитимизирующий прецедент для установления диктатуры. Рим заложил архетип конфликта, лежащего в основе всей последующей политики, – между республиканизмом и цезаризмом.
Подумайте о политической культуре имперской Франции, о том, как продвигался хитрый корсиканец – словно сам Август – от первого консула до императора. Вспомните об орлах, торжественных шествиях, Arc de Triomphe – Триумфальной арке, подражающей римским сооружениям, или колонне на Вандомской площади, отлитой из 1250 австрийских и русских пушек, захваченных при Аустерлице. Что эта колонна, как не знак уважения великой колонне Траяна, с ее 40 вертикальными метрами веской пропаганды, славящей победу его войск над даками, современными румынами, – не вполне Аустерлиц, но близко к нему. Вот таково удовольствие быть императором и Наполеоном: вы можете наградить себя сколь угодным количеством колонных дюймов.
Когда Наполеон был коронован императором, он надел на себя лавровый венок, несомненно заимствовав этот прием у цезарей. Он был запечатлен в венке на картине все тем же Давидом, который ранее идеализировал республиканские доблести.
А сколько длилась французская попытка цезаризма? Двадцать лет. Она завершилась на острове Святой Елены, где император медленно умирал из-за мышьяка в обоях.
Многие люди пытались следовать этому римскому стилю, потерпев при этом неудачу