Квинн, сам того не желая, тихо рассмеялся. При виде нас с Моной, лежащих рядом в постели, его обуял собственнический инстинкт, так что с его стороны было весьма мило только лишь рассмеяться.
Я вновь обратил взгляд на Мону. Хватит о садах Эдема. (И хватит о том, что произошло внизу, на парадном крыльце, между мной и той, кто бесконечно превосходит любой из воображаемых мною объектов желания.)
Проклятье! Эти чертовы цветы по всей кровати! Мона спокойно ждала, что будет дальше. Ее обнаженные груди прямо передо мной, рыжие волосы запутались в розах, зеленые глаза и мягко очерченный рот. Невероятное создание, а ведь мне доводилось встречаться с великим множеством поистине изумительных существ. Что же со мной происходит? Наверное, стоит сделать вид, будто ничего страшного не случилось, будто я, изверг, опять не сотворил зло.
– Отдайся во власть нас обоих, мою и Крови, – сказал я. – Я хочу, чтобы вы с Квинном в отличие от меня достигли совершенства. Хочу, чтобы период ученичества, который тебе предстоит, прошел безупречно. Ты меня слушаешь? Квинн был рожден дважды, и оба рождения обошлись ему очень дорого. Виной тому никчемные матери. Я хочу стереть это из его памяти.
Квинн слегка сжал мою руку. Это был жест одобрения, невзирая на то, что я практически лежал на маленьком сочном теле любви всей его жизни, которая теперь трансформировалась в его бессмертного компаньона.
– Кровь сказала мне многое, – медленно заговорила Мона. Кровавые слезы на ее щеках высохли и походили теперь на хлопья пепла. – И многое объяснила. Мне было так хорошо. А потом пришли мысли. Я знаю, ты прожил не один век. И даже пытался покончить с собой, но безуспешно. Ты удалился в пустыню, подобно Христу, однако очень сильная кровь не позволила тебе умереть. И то, что ты не можешь умереть, пугает тебя. Все, во что ты верил, рухнуло. Ты говоришь себе, что у тебя не осталось иллюзий, но это неправда.
Мона снова задрожала. События развивались слишком стремительно для нее. Может быть, и для меня тоже. А где же призрак? Рассказать ей о призраке? Нет. Я почувствовал облегчение оттого, что она больше не могла читать мои мысли.
– У нас нет своей веры, – сказал я Моне, обращаясь в то же время и к Квинну. – Бог терпит нас, но какое это имеет значение?
Мона горько улыбнулась.
– А у кого сейчас есть вера? – спросила она.
– У многих. У вашего отца Кевина, кажется, есть, – ответил я.
– Он верит только в Христа, – возразила Мона. – А это нечто другое.
– По мне, так это просто здорово, – откликнулся я.
– О, перестань, он не смог бы обратить тебя, даже имея в своем