Но великий князь его перебил, стряхнув с плеча руку Евдокии: «А знаешь ли ты, в каком утешении я нуждаюсь? Только в том, какое мне давал незабвенный Алексей. Под его руководством было начало строительство этих неприступных стен, – он кивнул на белокаменный Кремль. – Люди дрогнули, а стены устояли. Вот что я понимаю под благословением и утешением! Иной митрополит на Москве мне не надобен. Воевода, собирай войско. На Рязань, на князя Олега! Отсидеться хотел? Не выйдет! Коня мне!» Всё враз пришло в движенье: ратники строились, бояре с ловкостью куниц пристраивались вслед князю. Остались невозмутимы лишь могильщики и мертвецы, оплакиваемые матерями и вдовами.
«Не держи на него обиды, отче, – Евдокия погладила опустевший кошель. – Он не столько тебя винит (если б не ты, нам с детьми из этого пекла не выбраться бы), сколько себе самому простить не может того, что с войском припозднился. Вот и на всех в сердцах боль свою срывает. Он и меня корил, что-де отец и братья мои с Тохтамышем заодно были. Если б не было победы на Куличках, не так обидно было бы…» Киприан, улыбнувшись, кивнул великой княгине. А на меня она даже не взглянула! Князь, кося глазом как понёсший конь, отрывисто приказал: «Чужеземца Киприана – из Москвы вон! Пимена из заточения вернуть – и в митрополиты! Я его простил!» «Мы как знали, – залебезил тот самый грузный боярин, Василий Румянец, обогнавший нас на мосту, – я своего человечка уж в Тверь послал…» Пухлые щечки пылали гневом, сжатые кулачки выражали готовность растерзать врага на глазах своего повелителя. Боярин указал в нашу сторону – двое конных ратников стали теснить нас к мосту.
«Батюшка, – нырнул под моего коня Андрон, – спрячь меня от этого боярина, мне не жить, если он меня заприметит. Спаси!» Я не стал переспрашивать. Нашарив в суме запасной подрясник, накинул его на Андрона..
Наши кони простучали копытами по деревянному настилу, который за нами спешно убрали, отрезав нас от Москвы как ломоть. На развилке мы остановились.
«На сей раз я легко отделался, – печально улыбнулся Киприан. – Когда впервые после смерти Алексея в Москву въехал, подручные князя, раздев, пешим изгнали из города. А чтобы унизить побольнее, нарядились в мои одежды и уселись на моего коня… Только пора расставаться. Тебе, Епифаний, пора к Сергию». Тот кивнул, соглашаясь: «Да, отче. Письмо передам, а „Повесть о Митяе“ доработаю и пришлю». – «Не только мне, князю перешли. Ему более всех надобно…» Они обнялись.
«Тебе, Антоний, – обернулся ко мне Киприан, – пора к братии своей возвращаться. Может быть, за этот путь ты потерял больше, чем приобрел, то мне неведомо. Но зато у тебя появился новый послушник». Андрон держался за стремя