– Так, полагаю, где-то он затерялся, – говорю. – Отец думал, что найдется, да и не велика беда, ведь он шахматы в руки не брал.
– Уверена, ты прав, Мэтт, – сказала мама, уже успокоенная, судя по голосу, словно бы сказанное мною составило суждение по этому поводу из более высоких и надежных авторитетных кругов, нежели те, к каким она относила самое себя. Мы поговорили еще минут десять, только я не помню, о чем. Когда я вернулся в кабинет, то первое, на что обратил внимание, – запах.
Шахматная фигура стояла на столе. Я услышал, как к дому подъезжает машина, и полез в ящик стола за мятным освежителем воздуха.
Уже ближе к вечеру заявился Скотт. На сей раз, вместо того чтобы, как обычно, пойти прямо к моему столу, он затаился в отдалении. Казался притихшим.
– Все окей?
– Наверное.
– На самом деле я хотел тебя спросить кое о чем, – говорю.
– О чем?
Я кивнул на шахматного Слона:
– Это ты его туда поставил?
– Нет. Он там стоял, когда я вчера заходил. Я тебя про него спрашивал, помнишь?
– Знаю. Я хотел сказать… Ты его туда поставил сегодня? Утром? До того, как к зубному поехал?
Малый, похоже, запутался.
– Нет. Он уже стоял там, так?
– Так.
Я понимал всю чудовищную нелепость предположения, будто сын отправился бродить по лесу, наткнулся в папоротниках или опавших листьях на шахматную фигурку и принес ее обратно. И все же ничего лучше мне в голову не приходило. Я много времени потратил, чтобы отыскать хоть какое-то разумное объяснение возвращению Слона. И нелепость стала моим единственным шансом. Теперь же у меня не осталось ничего, кроме ощущения пустоты в желудке.
– Ладно, не важно. Как анализ книги продвигается?
– Ты весь день сегодня кашляешь, – сказал Скотт. – Мне слышно из моей комнаты.
– Серьезно?
– Да. Тут не так далеко.
Вообще-то я разговор не о том вел. Того, что кашляю, я не замечал.
– Извини. Аллергия.
– Это не из-за нее.
Я обернулся, ловя его взгляд:
– Что?
– Ты ведь курил, разве нет?
– Нет, – говорю.
– Ты лжешь. Я знаю, что ты курил.
– Скотт, я… – начал я и осекся. – Окей, курил. Сегодня парочку выкурил. Сожалею. – Сын отрешенно кивнул. Это было похуже его обычной тактики – ударяться в крик. – Правда, сожалею.
– Так брось.
– Не так-то это легко, если честно. – Я ожидал, что сын пустится повторять свое весьма потрепанное соображение о том, как невероятно просто перестать совать себе в рот всякую горящую гадость, но он вместо этого шмыгнул носом.
– Мне не нравится этот запах.
– Что за запах?
Скотт указал на Слона:
– От этой штуки.
– Мне он тоже не нравится.
– Пахнет так, будто он умирает. – Я не знал, что сказать на это. – Тебе нужно от него избавиться, – произнес сын.
Уже пробовал, подумал я. Это труднее, чем ты думаешь.
Неожиданно Скотт подошел и обнял меня.
– Я