Михалев с плачем простонал.
– Граф, ваша светлость! Разрешите, я ему рыло начищу, а? Как автолюбитель начальнику ГАИ, а? Ну, сами посудите, в кои веки может представиться ещё такой счастливый случай?
Феоктистов, не обращая внимания на его стенания, спросил Заичкина:
– Ну что, Заичкин, начнём сначала? Где вы были в 23.45?
5
Прокудин, после допроса Гнедого, вёл гостей к себе в кабинет. По пути, уже исчерпав всякое терпение, стал приставать к спутникам с вопросами.
– Андрей Андреевич, что всё это значит? Что за прибор? Что за труба?
Гости переглядывались и помалкивали.
– Нет, ну товарищи, так нельзя! Я ничего не понимаю…
– Евгений Моисеевич, потерпи. Не будем же мы вот здесь, во дворе объяснятся. И потом дело серьёзное… – с таинственной загадочностью проговорил Андрей Андреевич. – Тут подумать ещё надо, стоит ли о нём распространяться?
– Андрей Андреевич! Вы что? Не доверяете мне?! – обиженно воскликнул Прокудин и на его лице вспыхнул румянец. – Я… я просто от вас этого не ожидал.
– Ладно, ладно, Женя, успокойся. Веди к себе, там и поговорим.
Остановились у входа в дежурку, и Прокудин нажал на кнопку звонка. Дверь открыл майор.
– Моисеич, тебе звоним Блатштейн, – сказал Силантьевич. – Просил позвонить ему, как появишься.
– Хорошо.
По «чёрному» ходу они поднялись на второй этаж.
Открыв кабинет и отступив на шаг в сторону, Прокудин в лёгком поклоне и согнутой в локте рукой пригласил гостей войти.
– Прошу.
Те вошли. Андрей Андреевич, не спрашивая разрешения у хозяина кабинета, прошёл за его стол и, плюхнувшись на стул, потянулся к телефону. Набрал номер.
– Яков Абрамович… Из кабинета Прокудина… Пожалуйста.
Подал трубку Прокудину. Тот подхватил её и замер с ней в полусогнутом положении над столом. Хотел было сесть на стул у приставного стола, но так и застыл на половине движения, парализованный грозным окриком.
– Прокудин, что у тебя там творится? У вас там что, совсем крыша поехала?
– Да мы…
– Ты мне не мычи! Ты мне сейчас же освободи Заичкина!
– Так он же раскололся.
– Ты мне спектакль в ангелов не разыгрывай! Я знаю, как это делается. Ты ещё под стол с голой попкой ходил, а я эту премудрость уже постигал. Если твои сопли по стенам размазать, так ты и отца родного и меня, в том числе сдашь, или же на себя все смертные грехи повесишь.
– Яков Абрамович, его никто и пальцем не трогал, уверяю вас.
– Ты меня, кажется, не понял. Тебе разъяснить? Дай сюда прокуратуру!
Прокудин выпрямился, его лицо ломали растерянность и досада. Протянул