«Даааа… – протянул мысленно Бориска, – надо его прощупать и навести справки в селе. И последнее – в первую очередь. Это проще и быстрее. Может, он правду бает? Тогда остальное отпадёт. Или почти отпадёт. Всё же за его спиной проглядывает тюремное прошлое, а тут уж не знаешь, что от такого человека ждать. Так вот сблизимся, доверимся ему, а он придёт ночью, зарежет всех, возьмёт из домов, что можно, что глянется, а село спалит к едрене фене, к чёртовой матери…» – Здесь Бориска осёкся. Помянув мать нечистого, он вспомнил свою мать и её сегодняшний визит. Бориска погрустнел, закручинился.
«Он и сейчас может прийти, заявиться, вломиться!» – Эта догадка как кипятком ошпарила мальчика, бывшего в темноте пустого дома.
«Хорошо, что починил дверь. – Он скосил глаза на чёрные окна. – И сделал вроде бы надёжно, лучше прежнего».
В деревне не горело ни одного фонаря.
Набежавшие тучи укрыли месяц.
Тумачи поглотил кромешный мрак.
«Жуть, – отметил факт Бориска и поглубже упрятался под ватное одеяло: нынче он не топил печь, и в доме было холодновато. – Завтра же, что смогу, то выспрошу. Непременно. А теперь надо постараться уснуть».
Он повозился.
С десяток минут полежал.
Сон не приходил. Мальчику мерещилась объятая пламенем деревня, и между домов бежит узнанный им днём мужик, и никого другого нет в целой округе. Где же все? А они в своих домах. Лежат мёртвыми. Горят, превращаясь в прах.
«Жуть какая. – Бориска уставился в черноту. – Сейчас он там. В этой темноте. Среди кукурузы. В холоде. В сырости. Спит, что ли? Может, и спит. Уж очень плохо он выглядел днём. Был какой-то переутомлённый. Будто, и правда, шёл долго, далече, без сна, без пищи. В страхе, – добавил мальчик, – как загнанный зверь. В диком, животном страхе!»
Через несколько минут Бориска уснул. Но он ещё не раз просыпался и думал о мужике в поле.
Несколько