– И что же делать? – воскликнул Паласар, пока в его голове пронеслось, как скорейшим образом добраться из трапезной Фраман Раджа до городских ворот.
– Если б я знал! – развел руками Мельхиор. – Я знаю, что делать мне: пытаться остановить этот кошмар, но сила не на моей стороне, я не вижу верного пути к успеху, хотя свой путь вижу отчетливо. Завтра я буду говорить с шахом, постараюсь вырвать его из-под влияния окружения, если он еще не подменен. Что делать тебе, я не знаю.
– Предупредить остальных.
– Пара смутьянов смутит немногих. Раздача золота, помнишь?
– Об этом я забыл.
– Каждый должен заниматься своим делом. Тебе лучше бежать из города или укрыться в подземельях, чтобы потом рассказать людям нашу историю.
– Предупредить Раджа?
– Он не поверит. Решит, что я пророчествую в духе мистиков, болтающих о божьей каре и конце света. Я же маг, просветленный, а он воевода. Ему бы говорить с лазутчиком. Он уважает меня, но верит собственным глазам, и нельзя его за это упрекать: с лазутчиками и мамлюками он провел лучшие годы молодости, а меня знает недолго.
– Прокаженные знают?
– Еще нет. Завтра тебе надо укрыться в парсийском храме, там спокойно, – продолжил волшебник после долгого молчания. – Я пойду к шаху. Если я не вернусь к ночи, беги из города, когда тьма ляжет на улицы. Прости, рассказчик, что не принес хороших новостей. – Мельхиор поднялся на ноги и пошел к выходу из трапезной. – Я пришлю к тебе Аридуашни. У меня другие заботы в эту ночь, а твои стихи ей по нраву, они имеют поистине магическую власть над женскими ногами. Ты видел, как быстро она выбежала, чуть не облив меня кипятком?
– Как ветер, – механически произнес Паласар. Стихотворное настроение покинуло его со слов «жертвоприношение кровавому богу». Время бежать, а не вожделеть.
Паласар остался один в большой полутемной зале, хранившей отпечаток застольного веселья и смертного приговора. Бежать! За городом большой лагерь, много людей. Можно остановиться в чьем-нибудь шатре, рассказать что-нибудь, что-нибудь послушать. Если не найдется шатра, заночевать под открытом небом, положив вокруг себя колючую веревку из конского волоса, которую из-за нежного брюшка не могут переползли змеи… Паласар рисовал эту картину, хотя про себя решил, что не сбежит. Не сейчас.
Рассказывать истории, которые видел издалека, совсем не то, что рассказывать виденные изнутри, вплетенные в события своей собственной единственной и драгоценной жизни; цена таких историй намного выше. Мельхиор знает, что происходит, и пока он не отослал его, надо оставаться с ним.
Паласар потер лоб и нащупал первую морщину. Опять начинается. Наверное, он единственный человек, который ощутил безжалостность сансары в течение одной жизни. К счастью,