Человек издревле верил, что сможет летать, разум же говорил, что это невозможно. В этом смысле то, во что человек верил, было истиной (ведь научились же мы летать, хотя бы и не совсем так, как представлялось поначалу), но это противоречило всему, что мир знал о возможностях человека.
В таком случае, истина веры, не будучи доказанной, была безумием перед истинами разума. Только от этого истина веры не перестаёт оставаться истиной. Наравне с этим не теряет своих качеств истина разума. Поэтому Павел и говорит, что те, кто верит, безумны Христа ради, а те, кто знает что-то о мире, мудры во Христе.
Это происходит не потому, что ради Христа надо быть безумцем в буквальном смысле слова. Причина сего прозаична, но вместе с тем и более грандиозна. Познание для Бога происходит двояко – верой и разумом. И апостол Христа, как всегда, безупречен в слове, когда говорит о своём якобы безумии, отдавая, как может показаться, предпочтение тем, кто, по приписываемому ему мнению, мудр во Христе.
Поистине же ключевой фигурой этого высказывания является Истина в образе Христа. Остальное только характеризует взаимоотношение двух истин. Для эллинистической мысли, пытающейся понять мир через единство, и для египтян, которые смотрят на мир с чисто научной точки зрения, истина веры – безумие. В то же самое время оба этих образа мыслей познают для Бога, отчего о них Павел и говорит, что они мудры во Христе. Тем самым апостол не уничижает тех, кто идёт к Богу путями веры, и не превозносит того, кто познаёт внешний мир. В столь краткой, но очень ёмкой фразе Павел описывает на образном языке реально существующее положение дел, где немощь одних и крепость других иллюстрируют не противоборство истин разума и веры, а их единство, которое можно увидеть благодаря Спасителю.
Однако доказываемый и защищаемый мной аллегоризм хоть и является важным, даже насущным языком, без которого практически нет возможности проникнуть в тайны Библии (а они, вне всяких сомнений, в Писании есть, причём в неограниченном количестве), не замещает и не должен замещать всего остального. Недопустимо делать из аллегорического метода очередного идола.
Итак, я констатирую и постулирую тот факт, что аллегорический язык Писания существует. Если быть более точным, автор говорит об этом языке, был же он всегда, независимо от того, есть ли у этого языка приверженцы или противники, критические замечания которых иногда много полезнее, чем слепая вера. Будь это даже вера в благословенный аллегоризм.
3
Тем более что и от него тоже наступает усталость… Рано или поздно приходит не то чтобы истомление от поисков смысла того или иного библейского