Зиммель посвящает стилю несколько страниц в разных работах («Христианство в искусстве», «Рембрандт», «Проблема стиля»). Он повторяет дильтеевскую установку и в известном смысле предваряет «Stilpsychologie» В. Воррингера (ведь Воррингер слушал лекции Зиммеля, который высоко оценил его «Вчувствование и абстракцию»). Типизация и индивидуализация являются двумя полюсами, между которыми возникает то напряжение, которое мы называем стилем. Стиль не налагается на индивидуальное, а является модальностью, по которой индивид развивается и открывается миру. Стиль – ритм и цвет переживаний. Это близко напоминает шпетовское понимание экспрессивности: стиль как субъективная окраска семиотического акта.
По Габричевскому, стиль не является ни совокупностью черт, ни моделью в смысле отвлеченной схемы, ни, наконец, законом оформления разных типологий образа. Стиль связан с «индивидуальным законом, или внутренней формой», которая соотнесена «с высшим единством. Стилистическое суждение есть физиогномистическая субсумация, это – именование как “когноминация”».[719]
Отсюда понимание культуры как области, где действуют и взаимодействуют разные индивидуальные законы. «Культура как система внутренних форм, связь которых в пределах данной культуры мы называем стилем».[720]
Стиль в этом случае оказывается тесно связанным с историей, и поэтому он является предметом изучения истории искусств, т. е. реконструкцией временного процесса, в течение которого реализуются культурные внутренние формы. Речь идет о морфологическом подходе, о развитии гётеанской морфологии образа, где становление не борется с тождеством. По такой «стилистически имманентной» и феноменологически «предметно-художественной установке» разные образы исследуются в их связи, и это ставит определенную проблему перед философией искусства: «как возможна связь (логическая субсумация, влияние, преемственность и т. п.) при максимальной “интрокосмичности” и замкнутости каждого из них»?[721]
В понимании Габричевского, стиль оказывается в итоге своего рода временной передачей между индивидуальным и универсальным[722] или, точнее, между индивидуальным и историческим, т. е. единственным универсальным, доступным столь конкретному и неповторимому предмету. Стиль – это залог прегнантности художественного образа.
Таким образом, историко-стилистическое суждение не только не уничтожает границ художественного, но всегда апеллирует через теорию (стиль как совокупность формальных признаков) к философии образа (стиль как внутреннее индивидуальное единство, как индивидуальный закон) и оттуда к философии культуры