Версия получилась настолько стройной, что Ковалев тут же принял ее за рабочую. Оставался вопрос, как из этой нелицеприятной ситуации выжать максимум пользы для себя лично? С одной стороны, можно немедленно поднять тревогу по управлению ФСБ. Сослаться на госпожу Евдокимову, мол, информация о форме А20.2 поступила от нее, а дальше, мол, Ковалев, благодаря уму и прозорливости, сложил концы с концами. Но что это даст? Славу? Медальку какую-нибудь. В лучшем случае. А в худшем – это даст лишь признание профессионально выполненного долга.
– Долга, мать его! – вслух выругался Ковалев.
Когда он находился наедине с собой, то не утруждал себя сдерживанием эмоций. А эмоций по поводу выполненного долга в нем накипело уже достаточно. Большую часть карьеры он изо всех сил старался быть безупречным офицером и относился к службе именно как к долгу перед Родиной. Но в девяностые многое изменилось. До Ковалева начало доходить, что его просто имеют как хотят. Там, наверху, без зазрения совести проворачивают дела, завладевают заводами, газетами, пароходами, оставляя верным служакам Отчизны только дешевые побрякушки и строчки благодарности в засекреченных приказах. И тогда, пятнадцать лет назад, Ковалев впервые решил перейти черту.
Он тогда словно переродился, словно претерпел не заметную никому мутацию личности. И с точки зрения этой личности все выглядело совсем иначе, чем прежде. Он понял, что Родина превратилась в товар, которым на протяжении девяностых годов торговали все, у кого дотягивались руки хоть до какого-то добра. Честь, совесть превратились в рудименты и атавизмы. У Родины, которой Ковалев некогда дорожил, появились хозяева, и они делали с ней и народом все, что хотят, продавая врагу ее оборонный потенциал за шоколадки и право именоваться партнерами. Это было настолько постыдно, что генерал тогда готов был на эвтаназию, на милосердное и безболезненное умерщвление Родины, чтобы она не мучилась больше и не билась в позорных конвульсиях. Впрочем, на это у него не хватало ни сил, ни возможностей. И, претерпев не менее позорную неудачу, чем та, которая произошла со страной, деградировав вместе с ней и со всем народом, Ковалев решился на использование служебного положения в корыстных целях. А почему бы и нет? Все в дамках, а он, отдавший общему делу столько сил и времени, должен довольствоваться объедками со стола «хозяев Родины»?
Пятнадцать лет назад ему в руки попали ценные данные, он разработал отличный план, который провалился лишь из-за цепи нелепых случайностей. Но это коренным образом изменило Ковалева. И хотя все удалось утаить, а самому выйти сухим из воды, он уже не мог влезть в прежнюю шкуру, как не может влезть в старую кожу змея, единожды сбросив ее. И когда Родина вновь, несмотря