Александр III, в отличие от отца, не любил председательствовать на заседаниях Совета министров, который в новое царствование практически не собирался. Со временем об этом учреждении и вовсе забыли. Это как раз тот случай, когда привычки и склонности монарха определяли характерные черты политической жизни. Имевшийся у Александра III опыт председательствования был скорее неудачен. У императора не получалось направить дискуссию в нужное для себя направление. Он преимущественно молчал, заставляя думать всех остальных, что колеблется. Так случилось в марте 1881 г., когда Совет министров обсуждал «конституцию» М. Т. Лорис-Меликова. Александр III был изначально на стороне К. П. Победоносцева и противников политических преобразований. Однако немногое об этом свидетельствовало. Государь не решался однозначно высказаться против мнения большинства совещания. В итоге и Победоносцев сомневался в поддержке царя, и Лорис-Меликов безосновательно рассчитывал на высочайшее одобрение. В чем-то похожая ситуация сложилась в декабре 1882 г. Тогда обсуждался вопрос о старообрядцах. Александр III был склонен отменить многие дискриминационные правила. Однако против этого выступили обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев и министр внутренних дел Д. А. Толстой. Они говорили красноречиво и аргументированно, что на тот момент предрешило исход дела. Совет министров постановления не вынес. Законопроект должен был быть внесен в Государственный совет.
Александр III был замкнутым человеком и не любил публичности. В 1880-х гг. право личного доклада руководителей ведомств было тем более ценным, что новый государь принимал министров реже, нежели его отец. По словам П. А. Валуева, Александр III как будто бы сторонился своих ближайших сотрудников. «Доклады сокращены у него до крайних пределов, так что даже военный министр ограничивается одним докладом в неделю». Император тщетно пытался свести к минимуму и работу с бумагами. Великую тайну составлял тот факт, что государственный секретарь регулярно подготавливал краткие записки для Александра III, в которых излагалась суть представлявшихся меморий Государственного совета. С этой же целью император запретил Министерству иностранных дел «посылать [себе]… бумаги, касающиеся мелких государств, как, например, Испании и Португалии».
Жаловался