Полагаем, что в обличительной литературе подразумевались сразу оба смысла. Таким образом, авторы Стоглава и подобных ему произведений как бы вырывали рассматриваемые обычаи из контекста местной традиции, утверждая и иноконфессиональность, и иноэтничность их происхождения. Это не было внове для русских церковников, как показывает сохранившееся в списках XIV–XVII вв. Слово св. Григория «о том, како первое погани сущо языци кланялися идолом и требы им клали, то и ныне творят». Целый ряд существовавших на тот момент на Руси молений и треб языческим богам возводится здесь к эллинским, египетским и римским традициям и далее к политеистическим религиям переднеазиатских народов.[131]
Подобная трактовка языческой практики как неоригинальной прослеживается и в других произведениях русской церковно-учительной литературы. Она явно восходит к античному литературному наследию. Например, Татиан, упрекая эллинов в неуважении к варварам, писал: «Славнейшие из талмиссян изобрели искусство предсказывать по снам; карийцы – искусство предузнавать по звездам, фригийцы и древнейшие из исаврян – по полету птиц, кипряне – по внутренностям жертвенных животных. Астрономию изобрели вавилоняне, магию – персы, геометрию – египтяне, письмена – финикияне. Поэтому перестаньте называть своим изобретением то, что переняли от других».[132] Но если латинский ритор пытался этим приемом возвысить варваров, то византийские книжники использовали его для осуждения подражающих варварам христиан, когда в толкованиях на решения церковных соборов утверждали, что празднование русалий появилось как результат следования дурному обычаю чужих стран.[133] Русские же авторы таким способом пытались показать чуждость древних обычаев православной Руси.
Вместе с тем добавление составителями наших памятников слов «прелесть», «бесование», «соблазн» указывает на стремление включить обозначаемые ими явления в круг христианских представлений. Не случайно в переводах учений отцов церкви, помещенных в Измарагде и активно цитируемых как Стоглавом, так и Домостроем, изобретение языческих деяний приписывается Сатане. Подобное смещение акцентов, вероятно, с точки зрения борцов за чистоту веры, должно было привести к изменению ценностного восприятия многовековых традиций. Они лишались своей этнической окраски, а значит, и статуса утвержденного предками образца поведения. По крайней мере, в глазах представителей тех сословий, для которых христианство уже стало основой мировоззрения и для которых, собственно, и создавался Домострой в том виде, в котором он дошел до нас, – в глазах грамотных горожан.
Необходимо обратить внимание на то, что составители Домостроя также нигде прямо не объявляют своих соотечественников язычниками. Они лишь дают перечисление