Каталепсия. Дмитрий Паскаль

двигался к своей цели, не останавливаясь, не сменяя курса, потому что ЖЕЛАЛ коснуться солнца; его целеустремлённость привела к тому, что воск расплавился, крылья развалились, поэтому Икар упал в море и утонул, погиб, но не проиграл, потому что не изменил самому себе и стремился к цели до последнего. Так же делают и самые сильные духом атлеты, имея цель такую значимую, что стремление к ней идёт во вред организму и привязывает спортсмена к его спорту навсегда, или к могиле; обычно такие спортсмены не доживают до мировой известности, но в противном случае они становятся величайшими.

      Боязнь за «шкуру», за завтрашний день – вот основной тезис, из которого отправляется современный русский человек, и это смутное ожидание вечно грозящей опасности уничтожает в нем не только позыв к деятельности, но и к самой жизни.

      М. Е. Салтыков-Щедрин

      I

      Середина августа. Утро выдалось жарким и очень солнечным, что для Абхазии нормально, в общем-то, но в данный день Ване невозможно наслаждаться последним утром в этой стране, последним утром на безлюдном каменистом пляже, где вода чиста, как кристалл, а ветер нежен и приятен, словно девушка, о каких давным-давно писались килограммы книг, но какие в жизни больше не встречаются; и Ваня не проснётся до захода солнца и не прогуляется по сему чудесному посёлку, где новые дома чередуются со сгнившими и где разваленная ещё в 90-х школа песчаным футбольным полем отделяется от средневекового замка, сохранившегося куда лучше, – ибо Ваня отравился за день-два до этого, просыпался пять раз за ночь, чтобы проблеваться иль просраться, отчего к утру проснулся еле-еле и в глубоком истощении, но и не выздоровевшим, тем не менее. Его всё равно тошнит, поэтому никакого завтрака не случится, что не так плохо, ибо следует собрать вещи побыстрее, дабы успеть на автобус до границы. Этот день окажется для него пыткой. Этот день действительно придётся пережить.

      На автобус он успел. Тот едет. Едет вполне быстро, но не настолько, чтобы нельзя было насмотреться на красоты этих плодородных мест и чистейшего моря, виднеющегося, впрочем, из окна с другой стороны; и не настолько быстро едет этот автобус, чтобы за двадцать минут в нём не стало душно и чтобы не трясся он на ямах и кочках, вызывая укачивание и тошноту и у многих, а у Вани – только усиливая уже имеющееся; но Ваня держится и чувствует, кажется, облегчение, но ему только кажется. Затем таможня; в десять утра уже печёт солнце – да печёт посильнее дневного, потому что утром влажность ещё остаётся высокой; вдобавок, приходится нести тяжёлую сумку – и нести быстро, так как людей много назади, подгоняют; а впереди Ваню будет ждать очередь в десятки человек – и на очень ограниченном пространстве, пусть и не в здании и не под солнцем, но при отравлении разницы не заметишь: всё – геенна; благо, что позывы к поносу прошли вместе с потом, а тошнота и риск проблеваться