Папа всегда очень смешно выглядел, когда возвращался из плавания. Пах морем, заросший, каждый раз в новой шапке, и к моему сожалению, он редко рассказывал, что с ним происходило во время плаваний. Герман Вильгельм Шпиц экономил слова, словно у него была какая-то тайна, о которой никто не знает, и мы с ним общались в форме монолога, который вел я. Рано начав разговаривать, я говорил быстро и иногда читал в глазах моего отца осуждение моей неумной тяги к болтовне.
Когда у Германа было хорошее настроение, он сам рассказывал мне маленькие истории о своих поездках. В день перед очередным отъездом мы гуляли по Праге, было утро, люди семенили на работу, а мы после часа прогулки решили присесть на лавку, единственную в небольшом скверике, которую не пометили огромные пражские голуби. Как потом оказалось, у них была недельная бомбардировка окрестностей – они что-то не поделили с местными собаками, которые убили их главного голубиного вора. Убили за то, что они бомбардировали не те окрестности, а это было совсем не по понятиям. Терпеть не могу голубей.
– Папа, а почему мы с тобой немецкие шпицы, а живем в Чехии?
– Сынок, мы – померанские, а не немецкие шпицы. Запомни, это очень важно.
– Ну, так почему мы в Чехии, а не в Германии?
– Мне бы кто ответил на этот вопрос. Твой дед всегда молчал, когда я спрашивал его об этом. Я тогда был чуть старше, чем ты.
– А твой друг, Дикий Пёс, всегда жил в Чехии?
– Да, Юстас. Он шутит, будто родился прямо из асфальта пражских окраин.
– Вот почему он такой черный!
– Наверно, – отец улыбнулся. – Вырастешь – я познакомлю тебя с ним поближе, чтобы он научил тебя важной науке – куда надо укусить, чтобы уладить любой конфликт. Работать с людьми – тяжкий физический труд, Юстас.
Как и все отцы, Герман Шпиц знал, о чем говорил. А если не знал – не давал себе повода сомневаться. Мужская проницательность порой заводит в худшие тупики, чем женская логика.
Я до сих пор скучаю по Чехии и по своему отцу. Картинками из Гугл Мэпс ностальгию не утолить, а с московского колеса обозрения, каким бы большим оно ни было, Праги не увидеть.
Детство не бегает за нами по пятам. Детство вообще не бегает. Оно там, внутри, ждет, когда мы сами к нему подойдем и рассмотрим все, что еще не успели.
Найти бы его еще.
Кимоно
Кого ни спрашивал – многие хотели бы, чтобы у них был отец, который бы их слушал, постоянно водил на всякие мероприятия, брал бы с собой на рыбалку и работу. В общем, чтобы он обращал внимание.
Мне с этим повезло. Когда мне исполнилось пятнадцать, папины путешествия стали длиннее, и те две недели отдыха, что он давал себе в Праге, были целиком посвящены мне.
Есть такие отцы, за которыми глаз да глаз. О чем он молчит – я никогда не знал,