Через минуту мотоцикл укатил, треща и воняя выхлопом по посёлку. Мужики вернулись в пивную обсуждать происшествие. Сели за стол и мы. Пока старики пили своё пиво, я опустошил бутылку крюшона, и мы поехали на Руське к Якову домой.
– Дед, что за приём ты показал этому парню? Это что, самбо?
– Не знаю, я самбо не изучал.
– А что же это?
– Такая борьба у японцев, джиу-джитсу. Говорят, у китайцев похожая есть. Этот приём «томоэ нагэ», по-японски, называется. Если перевести, будет, примерно, как «полёт вдвоём».
Я слышал мимолётом, что была борьба с таким названием в начале века. Но нас всегда уверяли, что самбо, изобретённое в Советском Союзе, гораздо лучше. О восточных единоборствах и слышно не было.
– Вот здорово! И ты этой борьбой владеешь?
– Да что ты! Для этого несколько лет заниматься нужно. Два десятка приёмов я видел, а три знаю, как следует.
– Где же ты научился? У нас ведь этого не преподают?
– Японец один показал.
– А японца где нашёл?
– Китайская рота у нас в полку была, рядом с нашей ротой стояла. Это ещё в Гражданскую. В этой роте один большой умелец служил. Он мастером был, настоящим. Что успел мне показать, я на всю жизнь запомнил.
– Когда это? Какие китайцы? Разве они за красных воевали? – изумился я.
– В гражданскую, да, ещё как воевали. И латыши, и мадьяры, и немцы, и финны, и китайцы – за красных воевали. Ну, не все, конечно, но много. Ты – про «Интербригады» – слышал? Вот такая китайская рота у нас воевала. А японец к ним случайно затесался. Вояка был хоть куда.
– И что с этими китайцами стало?
– Слышал я, деревню они заняли и прикрывали отход наших. На них казаки генерала Улагая налетели, рубаки отменные. Саблями посекли их, всех до единого. Да, я гляжу, вас не очень хорошо в школе учат. Ты вон отличник, а многое не знаешь… Всё знать нельзя, но стремиться надо, – улыбнулся дед, – ты меня чаще спрашивай. Я, что помню, расскажу.
Начинало до меня доходить, что не всё ладно в прошлом, хотя газеты и кинофильмы убеждали: «жить стало лучше, жить стало веселее»…
Мне интересны были эти оставшиеся в живых люди, каждый со своей судьбой, своей историей, хотя толком не понимал, что дед мой – и есть частица осязаемой, не из учебников, а настоящей истории страны, где мне довелось родиться. На охоте, чаще у костра, когда мы бывали вдвоём, он рассказывал кое-что из своей жизни. Набравшись впечатлений, я любил заглядывать в специальную литературу, пытаясь оценивать события, происходившие за сорок-пятьдесят лет до моего рождения.
Постепенно из воспоминаний деда, дополненных бабушкой Марией Ивановной, сложилось целостное повествование. В начале двадцатого века они оказались в самой гуще событий, которые изменили не только быт их семьи. Менялся весь мир. И это не просто хроника жизни моих предков, но часть истории моей страны, моей родины.
Последний бой
Частенько