– Эй, кто-нибудь скажет этому Джонни Яблочное Семечко «fermez la bouche»?[5] – спросил Гамильтон.
Пэмми потихоньку переместилась поближе к нему. Законодательница вкусов Венди, как раз пребывавшая в снобистском периоде «я-не-смотрю-телевизор», занялась подсчетом собранных матерью Карен фигурок и изображений сов.
– Совы, совы, шагу некуда ступить – везде совы. Даже над телефоном в прихожей совенок из макраме. Штук тридцать таких плетеных птичек, и можно соорудить себе вязаный комбинезон наподобие того, что был у Энн-Маргрет в «Томми»[6] перед тем, как она свалилась от смеха прямо в тушеные бобы.
– Венди, что ты там говоришь? – донесся с кухни голос Пэм.
– Почему миссис Мак-Нил «съехала» на совах? Что они для нее значат? Какая такая в них мрачная тайна? Какую ее внутреннюю потребность удовлетворяют эти птички?
Я извинился за невнимание к разговору и пошел посмотреть, как там Карен. Последнее, что я услышал из гостиной, было «восемьдесят шесть» Венди, относившееся к очередной обнаруженной и пронумерованной сове. Карен была бледная как полотно. Она лежала, запрокинув голову, ее глаза неподвижно глядели в одну точку, даже не на потолке, а где-то в бесконечности.
У меня в мозгу словно что-то взорвалось, а руки и ноги наоборот онемели; во рту пересохло, горло сдавило.
– Она… Она не… не дышит! – прохрипел-проорал я. – Она не дышит!
Все бросились из кухни и гостиной в комнату Карен.
– Что?..
Пэм закричала:
– Черт! Твою мать! Господи, Венди, ты же занималась плаванием. Давай, делай ей искусственное дыхание!
Венди бросилась к кровати и стала целовать Карен «поцелуем жизни». Гамильтон вызвал «Скорую». Пэм взмолилась:
– Нет, только не это! Еще один Джаред!
Эти слова взбесили Гамильтона, он в ответ закричал:
– Выброси из башки эту хренотень! Даже не думай. Не смей даже думать о том, чтобы подумать об этом!
Джаред. О господи! Это ведь может быть навсегда. Может забрать ее от меня. У меня на глаза навернулись слезы, запершило в горле. Мы все вдруг ощутили свою беспомощность и отчаянную бесполезность. Нам оставалось только бормотать ругательства да сокрушенно качать головами. Настольная лампа с пластмассовым абажуром, стоявшая в изголовье кровати, освещала ядовито-желтым светом лицо Карен и часть стены с фотообоями – старыми, уже подвыцветшими: фотография лунного пейзажа и встающей из-за горизонта Земли. Медали с соревнований по плаванию, игрушечный песик Снупи с надписью на ошейнике: «Самой лучшей дочке на свете». Помада, блеск для губ, какие-то салфетки. Пара рубашек, вынутых из ящиков, но не удостоенных чести быть надетыми сегодня; пивная кружка с мелкими монетами; учебники, какой-то словарь; щетки для волос.
Через