И Стефану непросто. Два последних года жизни в Сочи потчевали его игровым английским. И вот теперь, когда на детской площадке с ним заговорил местный мальчик, он гордо ответил: «I Am From Russia». С интонацией Шварценеггера: «I’ll Be Back». Местный мальчик ретировался.
С американской школой тут такие же сложности, как и с британской, так что ребёнку, скорее всего, предстоит пойти в обычную бразильскую школу. Не знаю пока, хорошо это или не очень. Он, конечно, выделяется. На улице незнакомые тётеньки гладят по пшеничным волосам, удивляясь их цвету. А он ведь только с виду белокурый голубоглазый ангел. Характер у него нордический, может и рявкнуть не по-детски.
Про культурный шок
Когда мы принимали решение «ехать – не ехать», рассказывая о дилемме нашим близким и друзьям, я сделала одно наблюдение. Те, кто не имел более или менее значительного опыта жизни далеко от дома – в другой стране, в другой культуре – настроены были преимущественно скептически, задавали вопросы из разряда «а что если», поминали бразильскую преступность. Те же, кому довелось пожить где-нибудь «там, где нас нет», чаще поздравляли и говорили про то, как такой опыт духовно обогащает, позволяет понять свои истинные ценности, отделив их от «взращённых» привычной средой.
Наверное, все по-своему правы. Духовное обогащение – это, конечно, длительный процесс, и хочется верить, ещё придет. Пока же ощущаю первые признаки культурной ломки и шевеление ценностей. Глаз выхватывает из окружающего то, что ему непривычно, что вызывает вопросы, эмоции, зачастую не самые приятные. Потом эмоциональная буря утихает и включается мозг, начинает переваривать пережитое, сравнивает, раскладывает опыт по полкам, запускает процесс принятия непохожего.
Вспоминаю, как в родном Новосибирске ругают какого-то мифического Главного Архитектора города, который позволяет, мол, невесть как застраивать город, что очень портит его архитектурный облик. Так вот. Обсуждать «архитектурный облик» своего города – это, оказывается, привилегия. Облик этот существует далеко не везде.
В центральной, исторической части Рио, куда мы отправились в наше первое воскресенье в городе, мне стало плохо, буквально – я открыла в себе признаки клаустрофобии. Это центр не в смысле «старый город», как бывает в Европе. Это скорее центр в смысле «сити», деловой район с морем небоскрёбов. При этом там нет идеальных блочных квадратов, как в Нью-Йорке – скорее хаотичная разноэтажная застройка, сотни кондиционерных серых коробок на фасадах. Красивые открыточные латиноамериканские домики кое-где всё же сохранились и теперь по-сиротски липнут к высоким серым каменным глыбам. Из людей в выходной день – только спящие под деревьями бродяги. Я не преувеличиваю ни разу: мы с мужем и сыном бродим в прекрасный воскресный день по длинным тёмным улицам, а по сторонам – спящие под грязными одеялами люди.