Пароход прибыл с наступлением темноты. На борту горели фонари. Пассажиры неспешно взошли на паром, обсуждая виденное в порту. По обрывкам фраз Жан-Антуан понял, что полицейские искали какого-то вора, укравшего что-то у местного должностного лица. Известно, что вор скрылся в порту, вероятно на одном из суден, но самого вора никто не видел. Перед отплытием пароход проверили полицейские, но все так же безрезультатно. Никого не обыскивали, не расспрашивали. Вероятно, у них имелось описание вора.
Все это очень захватило Жана-Антуана. Он даже выбросил из головы свои беды и отчаянье. Теперь он жил другой жизнью, и все в ней имело другое значение. Как человек, которого недавно покинула надежда, он жил лишь настоящим мгновением и обращать мечтательный взор в будущее уже остерегался.
Толпа двинулась в тускло освещенный пассажирский салон на верхней палубе, и постепенно растворилась, когда все расположились на длинных сплошных лавочках, идущих в два ряда вдоль всего салона. Несколько мужчин раскрыли газеты и приготовились коротать время за чтением. Небольшая часть пассажиров поднялась на палубу надстроек, поплотнее запахнувшись от холодного ветра.
Разговоры о воре и меловых утесах по ту сторону пролива то и дело возобновлялись среди пассажиров парома. По большей части пассажирами были англичане и переговаривались на английском. Жан-Антуан ощутил чувство внутреннего покоя и умиротворения, слыша, как волны плещутся о борт, голоса людей, скрип раскачивающихся от качки фонарей и далекий звон буя. Все же ему удалось убежать, с улыбкой подумал он.
Как только швартовы были отданы, гребные колеса загудели в накрывавших их стальных барабанах, и пароход начал медленно удаляться от причала, Жан-Антуан окинул прощальным взглядом ночной берег и порт. Облака над городом, подсвеченные бледным заревом ночных огней напомнили о Париже.
– До скорого, моя Франция! – прошептал юноша, прощаясь, словно с близким другом. Отступать было некуда. Берег неизменно становился все дальше. Его родина казалась сейчас как никогда близкой и дружелюбной. Но это была привязанность только к понятию родины, которое олицетворял скорее ночной пейзаж оставшегося позади Кале, чем общество достойных мужей республики и достающихся им прекрасных женщин.
Мимо начали проноситься клочки тумана, и вскоре берег Нормандии скрылся в ночной мгле. Звуки на пароме стали ближе, звон морского буя растаял, а вокруг над плещущимися вблизи волнами воцарилась тишина настолько явственная, что впечатлительное воображение Жана-Антуана проложило путь парохода словно бы среди пустоты. Не успели они отплыть и на пару морских миль, как юноша