На всей этой удивительной постройке лежала печать тщательной продуманности, выверенных расчетов и прагматичности.
– Нравится? – усмехнулся Лифанов, заметив неподдельный интерес и восхищение подростка.
– Я даже на картинках таких домов не видел! – честно признался Марк. – Вы только не подумайте, я не высматриваю ваши тайны, – тут же поспешно добавил он. – Но это… что-то невероятное!
– Тайн ты наших по-любому никаких не выведаешь, – глава Трэш-сити сделал небрежный жест кистью. – Просто мы очень не любим, когда нас беспокоят в нашем же доме посторонние.
Алтуфьевец смутился.
– Извините… Я знаю, что вы к себе никого не пускаете. Но… мне очень нужно было увидеться и поговорить с мамой. А через факторию меня бы не пустили. Вот я и решил подняться к вам с обратной стороны.
– Упорный ты, парень! – Лифанов легонько похлопал его по плечу. – Мне такие нравятся… А вот, кстати, и та, с которой ты хотел встретиться!
Марк вздрогнул и в крайнем волнении подался вперед.
Мама!.. Ну, наконец-то!
Глава 8. Мама
Подошедшая к ним женщина была красива, и это было заметно даже несмотря на скрывавший половину ее лица традиционный для местных респиратор. Из-под капюшона на высокий лоб падала выбившаяся непокорная темно-рыжая прядь волос. А над респиратором смотрели упрямо и чуть насмешливо светло-карие глаза.
Глаза, которые – если не считать их цвета – сам Марк видел всякий раз, когда смотрелся в зеркало над общественным умывальником.
– Вызывали, Андрей Ильич? – спросила подошедшая приятным грудным голосом. – Что случилось?
– Да вот, – Лифанов отступил чуть в сторону, показывая ей на юного скавена. – Гость к тебе, Юлия. Возможно, ты его даже узнаешь.
Брови женщины недоуменно взлетели вверх, когда она повернулась к тому, кто стоял рядом с главой поселка… а потом она вдруг вздрогнула, и Марк отчетливо увидел в ее глазах растерянность, страх, досаду. Сердце подростка подскочило к самому горлу и тоскливо сжалось, предчувствуя неладное. А женщина… женщина уже смотрела на него, как ни в чем не бывало, словно все происходящее ее не касалось.
– И с какого это перепугу я должна его узнавать? – спокойно и почти равнодушно осведомилась она.
О’Хмара облизнул мигом пересохшие губы и кашлянул, но ощущение холодного кома в горле никуда не делось.
– Я же Марк! – сипло произнес он, с мольбой, надеждой и тревогой вглядываясь в непроницаемые, как торфяной бочаг, глаза матери. – Марк Хмаров, сын Петра Хмары из Алтуфьево! Охотника, который пятнадцать лет назад похитил тебя отсюда, помнишь? И… и твой сын тоже. Здравствуй… мама…
Ничто