Однако стояли в стороне и другие отяки, в основном вои, обсуждая что-то вполголоса. К ним-то и отправились Терлей с Пычеем, послушав сначала, что творится на поляне. От них и узнали, что местный староста, воспользовавшись гибелью своего собрата с верховьев реки, смутил умы старейшин и подгребает под себя власть. А с ней и добычу, взятую в бою. Однако Пычей в этом усомнился.
– Не было такого в наших родах, – вступил он в круг между сгрудившимися в стороне отяками, – абы один человек решал за всех, как общине жить… Без дозволения старейшин и жреца не помыслил бы он об этом. Да и не худое это деяние… собрать все роды в един кулак. Однако же не он в бою плоть свою под стрелы подставлял, не он над ворогом победу измыслил и не он нас к ней вел. И не ему над нами стоять и добычей владеть.
– Так он и не один сие дело творит: старейшины горой за него, а они родичи наши старшие, – не было ранее того, чтобы в ослушание к ним войти. Они нам жизнь дали, выкормили, иной раз кусок изо рта вынимая, – заговорили наперебой окружающие его общинники. – Да и опыт они свой приобрели трудом тяжким, пренебрегать оным не следует! Это лишь скудость ума нашего покажет…
– Кха, кха, – аж закашлялся Пычей. – Верно воевода наш мне сказывал: не тот из людишек умен, кто поступает по правде, а тот, кто еще при этом своим умом живет. А вы с чьих слов мне тут глаголите? Как мальцы неразумные, а не вои, кровь проливавшие. Вежу к старшим надо иметь, а не в рот им заглядывать. Нашего урока вам мало? Дождались бы мы помощи от ваших