– Говори, «пользоваться непроверенной информацией»! – хохотала тетка Лидия. Вадиму стало легче и она пришла в бодрое состояние духа.
После ужина Вадим перемыл посуду и думал было все-таки хотя бы полистать полученные учебники, но голова была еще туманной, поэтому он отправился спать. Даже отказался слушать новую детективную радиопьесу, чем снова встревожил тетку, и еще добрых пятнадцать минут уверял ее, что все в порядке и он просто устал.
Когда погас свет, пришел Серый, устроился у Вадима под боком, затарахтел тихонько. Серый очень старый, плохо видит и с мячиком уже не играет, но все равно Вадим его любит. И Белого любил, и даже плакал тихонько, когда он умер. Вадим аккуратно погладил Серого по теплой спинке и подтянул одеяло, чтобы прикрыть кота от сквозняков. Уже совсем засыпая, услышал через полуоткрытую дверь, как тетка Лидия, засевшая за расчеты, начала напевать свою любимую песенку, как всегда только один куплет – по кругу:
– Все уснуло до рассвета.
Только белая планета
Мчится, мчится в вышине –
В серебристой тишине…[1]
Если надо напоить чаем младшую сестренку-дошкольницу, вам придется разбавить его водой до бледно-желтого цвета и положить сахар. Возможно, очень много сахара.
В раннем детстве у меня (как, наверное, у многих) была книжка стихов Агнии Барто, и там среди прочих был стишок про младшую сестренку, фрагмент которого на всю жизнь застрял у меня в голове:
Она спокойно на боку
Лежит в своей кроватке.
Я ей даю попить чайку,
Она не пьет – несладкий!
Я положил еще кусок,
Прибавил рафинада.
Не чай, а просто сладкий сок!
А ей того и надо!
Как писали в школьных учебниках геометрии: что и требовалось доказать.
Анна Лихтикман
В контакте
«Введите любое имя,» – рекомендует программа, но Яна не вводит Толика, зачем. Его лицо на групповой фотографии где-то сбоку, обреченно-нечеткое, как снимки кометы, переходит в зернистую цифровую туманность, «шум» – так называют это фотографы.
Впервые он появляется, когда Яна с подругой едут на море. Толик заходит в купе, на нем парадная солдатская форма. Подруга Яны поит его чаем как-то подозрительно по-старушечьи, по-викториански благодушно, и расспрашивает про первую увольнительную, и Яна догадывается, что подруга назначает Толика ей. Это оскорбительно. Яна зло читает, забившись в угол, но сосредоточиться не может. Понятно же, что у нее с Толиком совершенно ничего общего, но его форма, ее светлая коса, купе, поезд, черт возьми, поезд, проглотивший их как удав… «Надо было