Я не знаю ничего отвратительнее придворной испанской моды времен царствования нашего наихристианнейшего повелителя Филиппа П. С особенной ясностью я осознала это, взглянув на донью Бланку. Как истинная модница она старалась во всем походить на придворных щеголих и прилагала невероятные усилия, дабы себя изуродовать. В платье, словно в футляре, она скрыла свое дивное тело. В невероятно жаркий день донья Бланка облачилась в черный бархат. О, этот узкий глухой корсет, расплющивающий грудь; о, эта юбка на каркасе, огромная и тяжелая, словно колокол! О, чудовищный крахмальный воротник! Лучше быть заключенной в темнице, чем в таком платье, придающем женской фигуре сходство с песочными часами.
Сама я, после строгого выговора брата, носила платье, напоминавшее монашеское – темное, закрытое, свободного покроя, с широкими рукавами – никаких корсетов, никаких каркасов… Бланка взирала на меня с жалостью. Я на нее – с восхищением. Оставаться в подобном наряде веселой и жизнерадостной – подлинный героизм. И великолепное здоровье. На голове у нее был расшитый жемчугом берет, из-под которого в продуманном беспорядке выбивались пряди темно-русых волос. Лицо отливало розовым, словно жемчуг. За этот удивительный цвет лица Бланку нередко называли Маргаритой. Легкая полуулыбка играла на ее губах. В наших краях бытовало сравнение: «Изменчива, как улыбка доньи Бланки».
Я отступила на шаг и воскликнула:
– Какое великолепие!
Без сомнения, Бланка долго готовила свой триумф, и остаться равнодушной означало лишиться единственной подруги.
– Скоро ты сможешь снять свой ужасный траур, – поспешила утешить меня добрая Бланка. – Я уверена, ты и сейчас могла бы носить нечто более… более… Ты ведь не собираешься уйти в монастырь?
Я поторопилась ее успокоить, объяснив, что Мануэль нашел мой итальянский наряд слишком нескромным.
Бланка заинтересовалась:
– Разве итальянцы не следуют испанской моде?
– Увы, нет. Им, видимо, неизвестно, какого совершенства достигли испанские портные… в обрамлении д-драгоценностей.
Бланка улыбнулась.
– Расскажи. Что носят венецианки?
Я взмахнула руками.
– Юбки без каркаса. Стоячий кружевной воротник… Грудь приоткрыта…
– Как? – изумилась Бланка. – Дозволено обнажать грудь и плечи?
Я кивнула.
– Но Церковь… Как на это смотрит Церковь?
– Видимо, од-д-добряет. Эту моду ввела любовница кардинала Ра…
Тут я осеклась, ибо Бланка вспыхнула и оглянулась. Проследив за ее взглядом, я прикусила язык. Увы, поздно! Только теперь я заметила, что Бланка была в комнате не одна. В нише окна стоял мужчина и, листая книгу, терпеливо ожидал, пока Бланка нас познакомит. Он мог бы еще долго ждать… Теперь, в воцарившейся тишине, он отложил книгу и направился к нам. Меня затрясло – едва распознала черную сутану иезуита. Он неспешно подошел, негромко, спокойно назвал свое имя. Бланка представила меня. Иезуит учтиво наклонил голову. Как мне все это было знакомо! Опущенные