– Авель Сафронович, умоляю, расскажите! Он и пропал как раз после этого проклятого крушения. Его в чём-то обвиняют? – Полина сложила руки.
– Пейте, пейте… Там длинная история и в ней много непонятного…
– Но его в чём обвиняют? Насколько это серьёзно?
– Знаете, душечка, мне нужно восстановить в памяти подробности.
– Вы же говорили, что у вас память феноменальная? – Полина осмелела от выпитого вина.
– Всего не удержишь, память, она откладывает в свою кладовку самое яркое, самое нужное и красивое. Вот вы мне сразу запомнились. Сразу. – Авель встал и подошёл к девушке со спины.
– Выпейте этот благородный напиток, его букет достоин вашей красоты. – Рука коснулась шеи Полины, отчего её передёрнуло. – Вы не стесняйтесь, это вино не оставляет похмелья, утром голова болеть не будет.
Следующим движением он опустил ладонь в разрез ее платья и пробормотал ей сзади в ухо:
– Не бывает нерешаемых неприятностей, бывает недостаточно усилий. Приходится часто идти на некоторые компромиссы… – Он уже гладил её грудь и дышал в шею.
Какое-то помутнение нашло на Полину, и она вскочила настолько резко, что плечом ударила его снизу в подбородок. Тут же она отвесила товарищу Енукидзе такую пощёчину, что его валяная шапочка слетела с головы.
– Ах ты, паршивка! – Авель прикусил от удара язык и произнёс это шепеляво.
Поля не стала ждать продолжения любовных прелюдий и побежала к входной двери, прихватив с собой с вешалки пальто и забыв головной убор.
– Ты сейчас сделала самую большую ошибку в своей жизни! Теперь я точно найду твоего муженька! – услышала она вслед.
По лестнице она бежала на носочках, чтобы каблук не сломался, и ревущая, с пальто в руках, промчалась мимо дежурной.
«Что же я наделала, что же я наделала…» – только одна мысль сверлила ей голову, пока она бежала до трамвая.
«Странные какие-то нынче барышни пошли… Как будто не знала, зачем к Авелю ходят на ночь глядя…» – Дежурная ухмыльнулась и уткнулась в утреннюю газету.
Утром Авель Сафронович с больной головой прибыл в рабочий кабинет. Голова болела внутри от лишнего литра вчерашнего вина, снизу – оттого, что он получил удар плечом, и слева – от затрещины Полины.
– Соедините меня с ОГПУ. Мне нужен Ремизов. – Телефонная трубка утвердительно ответила и попросила подождать.
К вечеру, когда уже стемнело, Кузьма Ильич прибыл в приёмную секретаря ЦИК СССР, снял шинель, сдал шашку и ожидал вызова в кабинет. К тому времени Ремизов дослужился до помощника начальника Секретно-оперативного управления ГПУ и имел на левом рукаве мундира три ромба.
Авель Сафронович общаться с Дзержинским лично не любил ввиду резкости и бескомпромиссности главного чекиста. Даже в бытность того народным комиссаром путей сообщения СССР колкий взгляд Дзержинского выводил Авеля из равновесия. Казалось бы, подчинённый, а всё равно колкий и ершистый. Енукидзе всегда