Джейсон миновал кукурузное поле и пошел вдоль узкого гребня туда, где утес нависал над местом слияния рек. В лунном свете две реки казались дорогами из сияющего серебра, проложенными сквозь темные леса долины. Он уселся на большой камень, на котором сидел всегда, закутался в свой плотный тяжелый плащ. Сидя в тишине, в полном одиночестве, он подивился тому, что одиночество его не гнетет. Ибо здесь мой дом, сказал он себе, а в стенах собственного дома никто не может быть одинок.
Потому-то он и ждал прибытия людей с ужасом. Они вторгнутся в его дом, на землю, которую он сделал своей; своей настолько же, насколько все остальные животные считают своей территорию, где обитают. Не на основании человеческого права, не в силу какого-либо чувства собственности, но просто по праву жизни.
Этого нельзя допустить, сказал он себе. Нельзя позволить им вернуться и снова изгадить Землю. Нельзя, чтобы они опять отравили ее своими машинами. Он должен найти способ, как их остановить, – но он знал, что такого способа нет. Один-единственный и очень старый человек не может противостоять человечеству; может, и права не имеет. У них всего три планеты, и Земля станет четвертой, а у тех, кто не попал в унесшую остальных сеть, в распоряжении целая Галактика, даже, может быть, вся Вселенная.
Сам он Галактику не освоил: ни он, ни Марта. Здесь их дом, не эти несколько акров, но вся Земля. А индейцы с озера Лич? Что будет с ними? С ними и с их образом жизни? Еще одна резервация? Новая тюрьма?
У него за спиной из-под чьей-то ноги покатился вниз по склону камень. Джейсон вскочил.
– Кто там? – громко спросил он.
Это мог быть медведь, мог быть олень.
– Езекия, сэр, – раздался голос. – Я увидел, что вы вышли из дому, и пошел следом.
– Ну, иди сюда, – сказал Джейсон. – Зачем ты пошел за мной?
– Чтобы выразить благодарность, – ответил робот. – Свою самую сердечную благодарность.
Шумно ступая, он появился из темноты.
– Садись, – сказал Джейсон. – Вон на тот камень. На нем удобно.
– Я не нуждаюсь в удобстве. Мне не обязательно сидеть.
– И однако ты сидишь. Я часто вижу, как ты сидишь на скамье под ивой.
– Это всего лишь притворство, – сказал Езекия. – Подражание тем, кто стоит выше меня, и совершенно недостойное поведение. Я этого стыжусь.
– Стыдись дальше,