– Что вы предлагаете? – спросил полковник.
– Полагаю, Киевскому центру это по плечу.
– Безусловно. У них есть возможности для осуществления такой операции. Подготовьте наше указание.
– Слушаюсь! – Осипов встал мгновенно, будто выпрямилась пружина. – Разрешите идти, господин полковник?
– Это не все, капитан. Сядьте! – Щукин посмотрел на Осипова долгим, невидящим взглядом, словно решаясь в этот момент на что-то, затем вынул из бокового ящика стола чистую папку, на лицевой стороне которой было жирно выдавлено: «Дело №…», и быстро написал на ней несколько слов.
– Досье? – позволил себе любопытство Осипов.
– Называйте как вам будет угодно, но потрудитесь в ближайшее же время вернуть мне эту папку с исчерпывающими сведениями на означенное лицо. – И Щукин протянул папку капитану.
Осипов мельком взглянул на щукинскую надпись.
– Но может ли ротмистр представлять для нас интерес, Николай Григорьевич? Мне кажется, в окопах он пройдет хорошую школу, прежде чем мы…
– Разве я недостаточно четко определил вашу задачу, капитан? – сухо спросил полковник. – А что до окопов… ротмистр Волин с завтрашнего дня будет зачислен в наш отдел.
– Понимаю, Николай Григорьевич. Как говорили древние: «Жена Цезаря должна быть вне подозрений».
Щукин поморщился, как от зубной боли, и затем сказал:
– Кстати, капитан Кольцов оставлен командующим при штабе. Нелишне было бы и на него запросить характеристику у генерала Казанцева, в бригаде которого он служил.
– Слушаюсь! – Осипов четко щелкнул каблуками, повернулся и уже спиной «дослушал»:
– И не увлекайтесь древностью, Виталий Семенович. В дне сегодняшнем она не очень уместна… Но смысл верен: или Волин и Кольцов вне подозрений, или…
Капитан Осипов хорошо знал, что означает второе «или».
Едва вступив в командование дивизией, полковник Львов предпринял новое наступление на Луганск. Двое суток шли ожесточенные кровопролитные бои. Командиры полков докладывали, что потеряли уже до трети личного состава. Приходилось ломать сопротивление противника на каждой улице, в каждом доме. У красных явно улучшилась дисциплина, более умелым стало управление войсками.
Лишь на третьи сутки к вечеру, когда солнце коснулось городских крыш, стрельба начала стихать. Полковник Львов тотчас отдал распоряжение переместиться штабу дивизии в центр города.
На улицах еще лежали мертвые красноармейцы рядом с убитыми конями. Красноармейцы были раздеты и разуты, у лошадей срезаны седла и сбруя. В вишневой тишине где-то за садами раздавались сухие щелчки