Солнце еще не успело скрыться за Яникульской вершиной, как счастливая чета уже вернулась на виллу. Нерон ужинал сегодня у Актэ. Девушка безумно радовалась этой восхитительной прихоти и заказала своему повару самые изысканные блюда. Собственными руками налив в чашу возлюбленному искристое фалернское, она подняла свой кубок.
– Что за чудный день! – воскликнула она. – Выпьем же за настоящее и за будущее, помнишь, как мы условились в носилках!
Он залпом выпил вино и энергичным движением поставил чашу на стол.
– Приди ко мне! – шепнул он, обнимая стройный стан Актэ, обвившей руками его шею…
Вдруг в дверь послышался стук, легкий, сдержанный, но в то же время уверенный, точно стучавший считал себя в праве нарушить уединение любящей четы.
Цезарь вскочил, нахмурившись.
– Что это значит? – дрожа от гнева, спросил он.
– Не понимаю. Из слуг никто не посмел бы… Может быть, Фаон?
– Фаону известно, что я строжайше запретил ему… – сказал император.
– Наверное, случилось что-нибудь необычайное, если он решился ослушаться тебя, – прервала Актэ.
– Хочешь, чтобы я отворил дверь?
– Не отворяй, а спроси отсюда, что нужно.
Она побледнела при внезапном стуке, нарушившем блаженную тишину и прозвучавшем в ее ушах подобно призыву военной трубы.
– Как у меня забилось сердце, – боязливо произнесла она.
– Дорогая дурочка! – сказал он, ласково гладя ее по роскошным волосам. – Чего ты испугалась? Что может угрожать тебе, такой доброй и кроткой и защищенной рукой императора?
Подойдя к двери, он отодвинул задвижку и спросил сквозь щель:
– Это ты, Фаон?
– Да, повелитель! – послышался сдержанный голос. – Прости, если в моем безмерном смятении я пренебрег твоим запретом. Но случилось нечто необычайное.
– Подожди минуту!
Он обратился к Актэ.
– Это Фаон. Может он войти?
– Пожалуй! – уже с любопытством отвечала она, хотя все еще дрожала от внезапного испуга.
Раб вошел с почтительным поклоном.
– Говори! – приказал Нерон.
– Вот в чем дело. Я стоял у входа и любовался прекрасным вечером, как вдруг ко мне подошел какой-то человек, с лицом наполовину закрытым капюшоном его пенулы, и грубо спросил: «Здесь живет Актэ, отпущенница Никодима?»
– Что же ты ответил? – спросил цезарь.
– Ответил коротко и ясно, что он нахал.
– Нужно отдать тебе справедливость, Фаон, ты стоишь выше светского обращения! Как же понравилась нахалу твоя откровенность?
– Бросившись на меня, он схватил меня за грудь и, получив несколько ударов кулаком, злобно заревел. «Уж не хочешь ли ты разыгрывать оскорбленного, презренный сводник? Я пришел