Запах женщины не должен управлять его волей. Владеть его мыслями. Чужие глаза не должны превращать в марионетку, пляшущую в опьянении от их мимолетного вниманья, готовую на любые жертвы, чтоб это вниманье удержать.
Что он мог ждать от неё? Новых разочарований? Новых мук? Да отдаленья от снов, риска их потерять. Тогда зачем?
Она сама, как ни мало могла понять его, какие-то его слова, произнесла это вслух.
Зачем? Зачем? Зачем?
Он думал, старые колебания умерли? Он уже сделал выбор? Не должен больше страдать?
Выбор совершается каждый день. Его путь невозможен без боли.
Забыть. Сколько бы она не возникала в сознаньи, отстраняться. Без гнева, но неустанно, направлять свои мысли прочь. Ни на секунду не сбивать свой ритм.
Да это возможно, для него это легко. Ведь он отрешился давно от того, что было сильнее. Что владело его существом. Среди тех, кто окружал его в яви, он не знал никого, кто был бы равен ему в управлении собственными помыслами.
Наваждение оставалось с ним.
Крепло.
Прорастало его насквозь.
Нелепость. Досадная нелепость ломала жизнь Спирита. Почему? Этот вопрос раньше был смешон для него. Не было и нет никаких почему и потому, оттого и вследствие того. Есть поток, который окружает и несёт, никогда не разобраться в его бешеных поворотах, внезапной тишине и отчаянных волнах, будоражащих стремнинах и скрытых подводных течениях. Отдаться ему. И найти свою отдушину, свои сны, предаться им настолько, насколько поток оставляет возможность. Почему никуда не ведут. Они бессмысленны. Смешны.
Но как же Спириту хотелось знать почему! Откуда взялось чувство, что охватило его в ту ночь, когда они с Джеком возвращались после бодрящей морозной прогулки. Что оно означало? Куда вело?
Он думал, это предвкушение снов, снов, предстоящих в такую ночь. Ночь, скованную морозом. Ночь, одурманенную Луной. Ночь, закрученную порывами вихря, поднимавшегося с Запада. Улицы были абсолютно пусты. Величественны. Спирит, взбудораженный холодной и дерзкой красотой ночи, вдруг хохотал, перекрывая ветер. Такое редко бывало и удивляло Джека. Спирит представлял, как страшно стало бы каким-нибудь случайно оказавшимся здесь добропорядочным горожанам – безлюдье, мрак, ветер, взвивавший немногие не слипшиеся снежинки, круживший их в серебристом свечении, и – хохочущий сумасшедший. Представлял и смеялся ещё больше. Лифт поднимал его и Джека, а ему казалось, он возносится, воспаряет к каким-то удивительным, доселе не испытанным видениям.
Восторг – вот, что вело Спирита. Он был опьянён, передвигался пошатываясь, весь дрожал, предвкушая предстоящий сеанс. Он не давал волю беспокойству, желанию себя обуздать, это состояние нельзя было сбить, безумием было бы потерять его. И, зайдя в своё логово, он не задвинул засов…
Но это была мелочь, сколько таких же промашек он совершал за день. Ведь у него был Джек, вышколенный,