Слушатели пришли в движение: некоторые вскочили с мест своих и схватились за шапки, другие стали креститься.
– Противу условия и вопреки присяге, отче Леонид! – воскликнул Булгаков. – С нами сила крестная! Ты ввергаешь нас в бесполезную погибель!
– Повторяю: выслушайте терпеливо и делайте что хотите, – возразил Леонид. – Господь Бог хранит Россию: он прикрыл небесным щитом своим благороднейший плод Рюрикова колена и пересадил его в землю соплеменную, чтоб Россия, образумившись, вкусила сладость наследственного самодержавия. Промысел Вышнего сохранил для нас радость, счастье и надежду: царевич Димитрий Иванович – жив!
Все слушатели пришли в ужас: страх и недоумение изобразились на лицах.
– Да воскреснет Бог и расточатся враги его! – воскликнул князь Татев, распростершись пред иконами. Помолившись, он встал с земли, подошел к Леониду и, положив ему руку на плечо, сказал:– Если лукавый говорит твоими устами для соблазна нас, грешных, будь ты, анафема, проклят! Если же язык твой произнес истину, тогда, как говорит Писание: "И будет тебе радость и веселие, и мнози в рождестве его возрадуются" (10).
Прочие собеседники пребывали в безмолвии и оцепенении, как громом пораженные. Леонид, возвысив голос, продолжал:
– Если я вам сказал неправду, да прилпнет язык к гортани моей, да погибнет тело мое на земле в горести и душа в вечных мучениях. Повторяю вам слова пророка Варуха: "Аще не послушаете в тайне, восплачется душа ваша от лица гордыни и плача восплачет. и изведут очи ваши слезы, яко сотрено есть стадо Господне (11).
Когда я удостоверюсь в истине, – сказал князь Татев, – тогда первый лягу костьми за моего законного государя.
– Ему принадлежат наши головы и животы! – сказал князь Шаховской.
– Смерть и гибель всякому противнику рода Рюрикова! – воскликнул Хрущов.
– Пусть он явится пред нами, и мы станем за него грудью! – сказал Борошин.
– Отче Леонид! – сказал Булгаков, – речь твоя, как червь, впилась в мое сердце. Верить – нажить беду, не верить – можно согрешить перед Богом и погубить душу свою!
– Почему же нам не верить крестному целованию брата Леонида? – возразил Пимен. – Уста его никогда не осквернялись ложью, и он давно уже отрекся от мирской славы и суеты для спасения души своей и моления за прегрешения мира сего. Что говорит, то говорит для добра нашего, чтобы, как сказано в Писании: "Освободишеся же от греха, поработитеся правде" (12).
– Каким же чудом спасся