Василий Сергеевич медленно вводил раствор Диазапема внутривенно. После этого Кира держала руку согнутой, подвергнувшись инъекции. Спустя несколько секунд она рухнула на постель, и отвернулась лицом к окну. Не в силах сопротивляться, сон поглотил ее организм.
– Она следует предписаниям? – заговорил Белов, не отрывая взгляда от Киры.
– Слушайте…
Я хотел обратиться к Белову, но вовремя понял, что лишние уши здесь не уместны и взглянул на терапевта. Василий Сергеевич томно посмотрел на коллегу, тот не спешил удалиться. Молодой терапевт оставил на себе недовольное выражение лица, которое засело у меня в памяти. Что это могло значить? Человек профессии врача, высокого класса, обязан понять сложившуюся ситуацию. Я ненадолго отвлекся.
Я вообразил, как мог сорваться на невинном человеке, избить его, причинить боль, неоднократно наступить на тело, выразив неуважение. Откуда возникла такая злость? Беспокойство взяло вверх. Неожиданно проснулась жалость. Сплетение разнообразных эмоций отнимали силы. Ненависть на незнакомого человека? В секунды перерыва в нашем общении с Беловым я успел подумать достаточно о многом. Что мой мозг полностью перестает быть подконтрольным мне. Что уровни моих гормональных веществ вырабатываются в неправильных пропорциях. За эти секунды я сумел создать образец отклонений и того прочего. Но все это казалось настолько противным и лживым, и я быстро отметал все скопления мыслей на данную тему в корзину бреда.
– Глупое сердце, не бейся!
Все мы обмануты счастьем,
Нищий лишь просит участья…
Глупое сердце, не бейся!
Оба удивленно посмотрели на меня. Терапевт медленно, боясь создать шум, закрыл кейс, будто ожидая продолжение, от нежданных стихотворных слов, которые принадлежат поэту Сергею Есенину. Я заговорил стихами, чтобы истребить момент гнева и неконтролируемого угнетения общего состояния. Сложность духа гневающегося