– Устроим последний предмучительный девишник-мамашник.
– Разумно.
– Приглашу еще девиц, в Черногории познакомились. Подружки, на Ваське живут. Женя, ей тридцать один, в разводе, есть ребенок, пацан; и Оксана, на пару лет постарше, замужем, у той уже трое. Обе в недвижимости. Прикольные, тебе понравятся.
Я обрадовалась; и правда, давно пора нам с Иркой разбавить общество. Пусть все поменяется – новые женщины, новые дети, новые темы для простой бабской болтовни.
Подружки прикатили с пирожками, вином и четырьмя отпрысками. Дамы оказались совершенно разные, и с первого взгляда непонятно, чем таким они приросли друг к другу. Женя – очень сексапильная брюнетка; родила в первом браке ребенка, муж, как водится, истинный петербуржец – часто попивал и не очень часто поднимал свою пятую точку от дивана. Когда мальчику было около года, она скоропостижно влюбилась в оперуполномоченного из Василеостровского УГРО, буквально сбившего ее с ног своим напором и страстью.
– Девочки, как вспомню, как он в темноте кобуру с оружием отстегивал, так до сих пор живот ныть начинает!
После такого рассказа у окружающих дам по телу бегали мурашки. Что дальше? Повесть продолжалась – через год от начала бурного романа жизнь внесла совершенно предсказуемые коррективы – парень оказался замешан в парочке взяточных скандалов, а тут одновременно Жене предложили неплохую работу в Москве; да еще бывшая семья бравого милиционера стала активно проявляться на свет, и все одно к одному. Договорились, он приедет к ней в столицу через несколько месяцев, но так и не приехал. Женька жила с сыном Славиком на съемной квартире в Бутово; страдала, металась и никак не могла принять случившегося расставания. С тех пор прошла пара лет. Она вернулась в Питер в прошлом году, опять же по причине перемены места работы.
– Знаете, девочки… помню, сидела в Москве одна и в какой-то момент поняла – он не приедет. Такое в душе началось… если честно, несколько месяцев просто выпали из памяти. На работу ходила, в садик за ребенком ходила, в магазин за продуктами тоже ходила. Точно знаю, что ходила, раз никто с голодухи не умер и без вести не пропал. Но ничего не помню, ни одного дня. Ни себя, ни сына, ни людей вокруг.
Все слушали и очень сопереживали. Конечно, как женщины могут не сопереживать друг другу в таких вопросах? А у меня в конце рассказа внутри похолодело, будто Женька вовсе не про себя рассказывала, а про Лену Сокольникову.
Теперь