Я посмотрела на Виктора Сергеевича и отвернулась. Не могу я это объяснить даже самой себе. Нет, и все.
Летом я нашла себе неожиданную работу. Я помогла с сумками одной женщине, которая набрала слишком много и никак не могла спустить тележку на колесиках с лестницы магазина. Разговорилась с ней, она оказалась работницей соцслужбы. На работу меня туда не взяли, но я стала убираться у одной пожилой пары. Когда-то они работали в городском театре, женщина была актрисой, а ее муж заведовал монтировочным цехом, отвечал за декорации. Живут они небогато, но им помогает сын. Дом их на окраине города. Убирать свой старый и достаточно большой дом им тяжело, и поэтому они обрадовались, когда работница соцслужбы привела им меня.
Не могу сказать, что эта работа мне очень нравится. Убраться в доме полностью просто невозможно. Есть слишком запущенные места, есть совсем старые вещи, рассыпающиеся стулья и отваливающиеся дверцы шкафов, кое-где отходят обои, которыми, к сожалению, обклеены деревянные стены дома. Кому-то когда-то показалось, что так будет уютнее. И вообще, мне уборка не приносит большого удовлетворения. Даже наоборот. Я понимаю, что эта работа бессмысленна, монотонна и почти бесполезна. Пыль тут же садится обратно, старые пятна не оттираются. Но «мои старики», как кто-то быстренько окрестил их в моей собственной голове, очень довольны. Они тоже иногда зовут меня внученькой, всегда поят чаем, пытаются накормить поплотнее, жалеют…
Мне не только не нужна жалость, она мне в тягость. Но я вижу, как им хочется сделать что-то для меня хорошее, подкормить, подарить какую-нибудь старую вещицу или шоколадку, и я им подыгрываю – иногда. А иногда – ставлю барьер, не поддаюсь на их теплые уговоры, уберусь и уйду, молча. Они переживают, вздыхают, смотрят мне вслед, оба, из окна, стоят рядышком и смотрят. Это трогательно и… совершенно мне не нужно.
Как-то я стала жестче, сама замечаю. Просто жизнь моя изменилась. Столько всего непонятного, сложного. Я стараюсь хорошо учиться и очень устаю. Есть какие-то не решаемые вопросы. Например, мне не хватает одежды. Заработать на нее я пока не могу. При выпуске из детского дома мне отдали только мою внесезонную куртку, которую можно носить и осенью, и зимой, сапоги, брюки и свитер. Все. Так положено. У нас же нет своих вещей. И еще дали пять тысяч рублей на покупки. Я купила красивую блузку, чтобы ходить в училище, сапоги и туфли. И деньги закончились. Поэтому я постоянно думаю, как мне заработать. То, что я получаю за уборку, я трачу на еду, но этого совершенно не хватает. В месяц нам платят пять тысяч рублей – всем детдомовцам, пока мы учимся. Но эти деньги расходятся как-то очень быстро. Я поначалу не знала, что нужно покупать, чтобы приготовить, к примеру, суп. Или потушить мясо. Поэтому покупала уже готовую еду – колбасу, сыр. И проела все свои деньги за две недели. Теперь я научилась готовить и пытаюсь планировать и рассчитывать. Меня это невероятно угнетает, но иначе не проживешь.
– Я все-таки встречу тебя. Не нравится мне твое состояние. Ты отдаляешься и отдаляешься от меня, – сказал Виктор Сергеевич. – Не хочешь