Людей постоянно вызывали – одного за другим. Уходили молча и так же молча возвращались, правда, далеко не все. Конвейер работал, и Юрий окончательно понял то, о чем ему неоднократно говорил Терапевт: отсюда, из Большого Дома, не выходят. Огромная, отлаженная машина, не спеша, основательно, перемалывала всех, попадавших в ее жернова.
Итак, ему не выйти. На это Орловский и не рассчитывал. Вопрос в был другом: что здесь знают о нем? Если они пронюхали о его книге, то выбора не было: придется умирать – и умирать молча. Но если Терапевт и его неведомые друзья не ошиблись, и он просто очередная жертва неостановимых жерновов, то речь, очевидно, пойдет о чем-то ином: то ли о вредительстве в Историческом музее, то ли о рассказанном пару лет назад анекдоте. А в этом случае еще можно было побарахтаться, признаться в какой-нибудь полной ерунде, покаяться. Плохо одно – в любом случае от него потребуют имена. А тут начиналась стена, через которую Юрий перешагнуть не мог, даже спасая себя и тех, кто с ним связан.
Его вызвали на третий день, но, похоже, и теперь следователю было не до него. Он листал бумаги, морщился и вздыхал. Наконец негромко ругнулся и поднял глаза на Юрия:
– Че, Орловский? Ладно, садись…
Из папки был извлечен относительно чистый лист бумаги. Следователь отвинтил колпачок ручки и, вновь скривившись, поглядел на Юрия:
– Слышь, Орловский, может, сам напишешь?
– Я… – удивился Юрий. – О чем?
– Ну, понеслось! – следователь дернул подбородком. – Знаешь, Орловский, я об тебя руки марать не буду. Я тебя засуну в карцер дней на пять – и ты, проблядь троцкистская, мне целый роман напишешь. В стихах, бля!
– Но о чем? – поразился Юрий, ожидавший все-таки чего-то другого.
– О своей антисоветской вражеской деятельности в составе нелегальной троцкистской организации, гражданин Орловский! Напоминаю, что чистосердечное признание… Ну и так далее…
Слово «троцкистская», произнесенное уже второй раз, удивило. Троцкого, как и прочих «героев Октября», Юрий искренне ненавидел.
– Ладно, – следователь обреченно вздохнул. – Не хочешь по-хорошему, значит?.. Фамилия?
Оставалось сообщить очевидное – что он, Орловский Юрий Петрович, 1904 года рождения, русский, из дворян, образование высшее, беспартийный, привлекался, последнее место работы…
– А теперь сообщите о своей антисоветской деятельности в Государственном Историческом музее, – предложил следователь и вновь скривился.
Можно было вновь переспросить, можно – возразить и протестовать, но Юрий решился:
– Признаюсь, гражданин следователь. Готов дать подробные показания по сути предъявленных мне обвинений.
– Как? – вскинулся тот. – По сути? Ну и словечки подбираешь, Орловский! Ладно, признаешься, значит. Хоть это хорошо… Ну, давай, колись, контра!
– Прошу предъявить мне конкретные обвинения, – негромко, но твердо произнес Юрий.
– Чего? –