– Я вылечу тебя, – обратилась я к Клавдии.
– Как? – вполне разумно прохрипела загробным голосом мать.
– Убери свой выводок!
Упыреныши отступили назад, жадно сверля нас с Ануком кровавыми глазами, но немого приказа матери ослушаться побоялись.
– Ты обещала, – напомнила я, сняла щит и подошла к Клавдии, поглядывая на малыша и готовая в любой момент броситься к нему на помощь.
Женщина была почти на голову выше меня. Что надо делать, я представляла смутно и совсем не была уверена, выйдет ли у меня. Но, повинуясь внутреннему порыву, приложила руку к ее лбу. Кожа ее была холодная, как мрамор, и такая же гладкая. Упыриха отшатнулась, но сдержалась. И тут случилось то, чего я даже не могла представить: маленькие звездочки у моего пальца загорелись ярко-красным светом и, потянувшись, оторвались. Дикая, ни с чем не сравнимая боль сковала мою руку. Меня отбросило, из горла вырвался стон. Между тем звездочки хаотично замельтешили вокруг головы больной, замедляя темп и образуя идеальный по своей форме круг, а потом с огромной силой припечатались к ее лбу. Клавдия издала страшный звериный рык и упала на колени.
И я стала ею, Клавдией. Ее жизнь промелькнула перед моими глазами, будто страница раскрытой книги.
… Мне двенадцать. Я бегу по лесу. Яркий солнечный день. Меня догоняют сестры. Они кричат, что пора уже обедать, а то батюшка будет гневаться, а мне все равно, меня переполняют счастье, радость и огромная любовь ко всем, даже к деспоту отцу…
… Мне четырнадцать. Бородатый, немного пьяный отец, гости. Мы с матерью угощаем их закусками. Они смеются и подшучивают надо мной. Я чувствую ужасное смущение и поминутно краснею. А потом мать показывает на какого-то лохматого мужика и говорит, что это мой будущий свекор, а это сваты, и через два года меня выдадут замуж, так отец решил…
… Мне 15. Я куда-то бегу, простоволосая и удивительно счастливая. Сердце тянет от страха и нетерпения. Что будет, если батюшка узнает про эти тайные свидания, пускай даже с будущим мужем?..
… Свадьба. Пьяная. Все веселятся, а я плачу, плачу навзрыд, плачу от счастья…
… Пожар, пламя, вся деревня тушит горящую церковь, но огонь разгорается сильнее и сильнее. Я бегу в дом, открываю погреб, где прячутся детки. Старшая, Маруська, держит на руках Коленьку, тот почти не дышит…
… Он лежит весь белый. Лоб покрыла испарина. Хочет пить. Даю воды…
… Гроб. Он умер. В душе огромная черная рана болит и кровоточит, и кажется, что если сейчас вздохнешь, то умрешь вместе с ним. Любимый, солнце в окошке, моя деточка и кровиночка…
… Он стоит. Я отшатываюсь, этого не может быть – он умер, завтра же хоронить будем. Ярко-красные глаза – видно даже в темноте. Он кидается на меня, я отбиваюсь, он кусает за руки, острые зубы больно распарывают кожу, я думаю об одном: что теперь будет с детьми? А дальше красная пелена и ничего…
У нее дальше нет памяти, поняла я. Она не умерла, у нее просто нет воспоминаний. Человек