Поеживаясь, Александр топтался на остановке и злился на носителя за то, что тот засел в этой холодной северной дыре, вместо того чтобы переехать в Ростов-на-Дону, где его давно дожидалась оставшаяся в наследство от тетки квартира. Мало того, этот олух даже не удосужился обзавестись машиной! Тридцать семь лет мужику, думал он, зарабатывает прилично, жены-детей нет, куда ему с деньгами-то? Ладно хоть по миру во время отпуска ездит, но если бы своя машина имелась, то и эти поездки можно было сделать куда более удобными и интересными.
«Жена была», – невпопад подсказала вдруг память носителя.
«Была, была, – мысленно отмахнулся от ненужных воспоминаний Александр. – Да сплыла».
Собственно, Александром звали как раз носителя, но одним из главным правил у подсадок было максимальное отождествление себя с исходной личностью, включая, разумеется, его имя, которое на сутки становилось общим. Почти на сутки; если говорить точно – с момента пробуждения носителя утром до его погружения в сон ночью. Но не более двадцати часов – иначе рассогласование с Линией будет критическим – поэтому, если вдруг в это время носитель будет продолжать бодрствовать, заснуть ему придется помочь. Потому что именно в процессе сна в подсознании носителя включится специально внедренная «подпрограмма», которая согласует действия, произведенные подсадкой за день, с собственными воспоминаниями. И носитель будет помнить, словно он, а никто другой, вел себя в течение прошедшего дня именно так. Иначе выход из его сознания подсадки может оказаться весьма неприятным процессом. Для носителя, разумеется. Да и для следующей, завтрашней, подсадки тоже – взбаламученный рассудок может ее попросту отторгнуть. А вот тогда уже начнутся проблемы у обоих.
Эта подсадка к сознанию Александра была самой первой, или, как ее называли на Линии – «подсадка раз». Ментальная «дефлорация», как правило, проходила с некоторыми нюансами, не критическими, но не всегда приятными; сознание носителя, хоть и обработанное должным образом, присутствие «подсадки» на каком-то глубинном уровне все же «чувствовало», «пугалось» его и порой вело себя непредсказуемо. Сейчас это выразилось лишь несколько замедленной реакцией памяти носителя. И это было сущей ерундой. «Если это все, – подумал Александр, – то мне очень повезло». Однако он по собственному опыту знал, что непредсказуемых эффектов при первой подсадке обычно бывает больше одного. Три-четыре в лучшем случае. Поэтому быть первой подсадкой он не любил. Но о личных предпочтениях, желаниях и «любовях» его никто не спрашивал. «Не все по охотке делается, как говорила моя бабушка», – ехидно, зато на сей раз вовремя, высунулась память носителя. И это уже было нехорошим сигналом – носитель дважды за короткое время «заговорил» с подсадкой. А в идеале он не должен будет вспомнить ничего, относящееся к личной памяти подсадки. Существовали, конечно же, специальные «фильтры», не допускающие подобных