Томас вышел на середину палубы. Он достал из сумки рог и, взяв его в две руки, завис на нём глазами. После минутного промедления Томас резко бросил нахмуренные глаза на Глорию, демонстрируя свою готовность. Та ответила понимающим взглядом.
Лёгкие растянулись в мощной затяжке. Воздух, запертый в замкнутом пространстве, давлением распирал грудь. Ровными, неспешными движениями рука приподняла горн. Губы прильнули к хвосту. Веки прикрылись, каждый мускул на теле расслабился. Томас выпустил сплошную струю плотного воздуха. Рёв разлетелся по округе, затмив все сторонние шумы.
Мир оглох. Томас замер в ожидании. Он скрючился, подобно опустошённому воздушному шарику. С крепко зажмуренными глазами, с частым дыханием кролика и с полностью спазмированным телом. Томас стоял, будто ожидая, что вот-вот упадёт небо. Только спустя несколько десятков минут он позволил себе сделать нормальный глубокий вдох и приоткрыть один из глаз. Ничего не происходило, а мир потихоньку стал возвращать себе жизнь. Вот уже и ветер снова вовсю завывает, чайки где-то в вышине оживлённо общаются друг с другом, и вода нещадно хлещет корабль по бокам.
Томас выпрямляет спину и оглядывается вокруг. Тело расслабляется. Его лицо выводит мину спокойствия. Он втягивает немного воздуха, желая что-то сказать Глории, и делает шаг в её сторону.
Деревянный настил скрипнул, «Седобородый» разломило пополам.
Боль, разливающаяся в груди, и свет, что скрывается за колоннадой остроконечных зубов. Единственные две скудные мысли, что успели искрами сверкнуть в отрешённой и ничего не понимающей голове несущегося в объятья разверзнутой бездонной Пасти Томаса.
Челюсть сомкнулась, монстр исчез в глубине.
Глава 5. Собор
В этот день всегда холоднее, чем обычно. Каждый год после процессии в воздухе виснут дымные облака ладана, что будят хроническую грусть жителей города. Яркий и знакомый до душевной боли каждому в этом городе запах окутал всю площадь, от дальних завалов до собора Святого Константина. По пути проходившей несколько часов назад процессии вьются терпкие массы дыма, и будут тут витать ещё несколько суток, напоминая жителям о прошедшем.
Лана бежала вдоль площади, жадно хватая ртом воздух. Очень уж долго она ожидала этого дня. Пришло время для того, чтобы наконец с гордостью сказать отцу Авдию, что она готова. Задержавшись у тёти, мнение которой сложилось в нескольких не совсем благочестивых строчках: «…плевать я хотела на этих моряков и на Авдия твоего», Лана ныне была раздосадована и омрачена тем, что приходится нарушать правила и подрывать своё положение в глазах «святого» человека.
Девушка изо всех сил рвалась подоспеть