– Было две попытки суицида, но в последний момент мне становилось страшно. Про вторую я уже никому не говорила, ведь причины первой никто узнать не захотел, тогда с чего бы вдруг кто-то должен был интересоваться причинами второй? Каждый раз возникал вопрос: «А вдруг завтра я проснусь в хорошем состоянии?». Завтра, конечно же, я просыпалась в хорошем состоянии. А так как это происходило дважды, то я запомнила, что подобным мыслям о суициде верить нельзя – всегда есть завтра, в котором может все измениться. И уже не важно, знает кто-то об этих попытках или им все равно.
– Я проявляла насилие и сама, за что винила себя очень сильно, пока не обрела знание, откуда все идет. И стоило огромных трудов самопознания и денег тоже, чтобы простить себя и тех, кто впитал в меня психологию насилия. Но не думаю, что я смогла простить на 100%.
– Я не хотела детей и до сих пор не хочу. Мысль о том, что может родиться девочка повергла меня в ужас, ведь я понимала, что девочке очень нужна нежность и ласка, которую я дать не могла, отчего ощущала себя «недоженщиной». Добавить к этому всему заботливые вопросы знакомых и гинекологов, а когда же рожать, ведь уже близко к 30…и получаем ненависть ко всему миру.
– Доставалось и моему психоаналитику, которого я держала на большом эмоциональном расстоянии не один год, пыталась им манипулировать (упорно не сдавался, что меня расстраивало и злило) и периодически обесценивала весь его труд. Спустя два года я даже не знала, какого цвета у него глаза и волосы. Когда я в этом призналась на одной из сессий, было такое ощущение, что раскололся айсберг и океан вышел из берегов: важный шаг в освобождении от боли через признание, что проблема и правда есть. И серьезная проблема. И на это потребовалось больше года, чтобы просто признать проблему, а не ходить к психоаналитику с мотивацией поговорить обо мне, что так нужно нарциссу! Настолько сильны защитные механизмы психики жертв насильственных действий.
– Я постоянно испытывала панически атаки при абсолютно любом контакте: мне казалось, что каждый хочет меня уничтожить, поэтому мне нужно держать оборону. От этого я безумно уставала. И был даже период, когда я каждый день спала по 12—14 часов: у меня не было сил ни на что, зато было полное эмоциональное и физическое истощение.
– Если я оставалась одна на природе или в моменты обострения невроза ехала в переполненном