Она пошла дальше, пытаясь проанализировать свое состояние, но мысль текла вяло, солнце грело жарко, и она так ни до чего и не додумалась. И лишь когда вошла в свой номер и включила кондиционер, и упала на кровать, прямо под ровный мягкий поток прохладного воздуха, до нее внезапно дошло: ее беспокоило то, что все закончилось и, скорее всего, уже не повторится.
Осознание этой истины было болезненным. Лина давно не ожидала от себя таких эмоций. Сев на кровати по-турецки, она закрыла лицо ладонями. Откуда все это взялось? Этот напор чувств, совершенно ненужных ей? Эти слезы?
Видимо, она просто устала. Перед поездкой в Прагу она много работала, готовилась к симпозиуму и к своему выступлению, затем перелет, стоивший ей безвозвратно погибших нервных клеток, ибо летать она боялась; затем новые впечатления, встречи с коллегами из разных городов и стран, и, как завершающий аккорд – потрясение, вызванное встречей с Алексом, главной встречей этой пражской весны.
Да, кажется, она нашла наконец верное слово, объясняющее бурю эмоций, слезы и все остальное, что не вписывалось в привычный образ и стиль ее жизни: потрясение. Конечно, конечно, она была потрясена. Она не видела Алекса много лет. Она даже редко вспоминала о нем последние годы. И то, что произошло вчера, было событием невероятным.
Лина никогда не верила в чудеса. Вернее, какой-то частью души, детской, наивной, – верила, но знала точно, что если они и случаются, то не с ней. Ее жизнь была проста, естественна и ничем не удивительна. О ней нельзя было написать роман. Просто потому, что писать было не о чем. Однажды, давно, она ехала в поезде и в купе разговорилась с женщиной своих лет, жившей в каком-то провинциальном городе. «О моей жизни, – говорила та женщина, – можно написать роман. И не один». О жизни Лины можно было написать разве что рассказ. Ни страстной любви, ни ярких событий – ничего не пережила она, ничего подобного. Разве что поначалу, с Виктором, первые несколько месяцев было что-то похожее на страсть…
Лина усмехнулась, припоминая. Оба они, тогда совсем еще молодые, бросились в свою неожиданную любовь как в пропасть, и какое-то время больше ничего вокруг не замечали. А потом как-то утряслось, утихло. И началась мирная совместная жизнь, которая устраивала всех – и родителей с обеих сторон, и Лину, и Виктора. Простая жизнь, но все-таки озаренная любовью – это было совсем неплохо. Вероятно, это даже можно было считать чудом, в которое Лина не верила – по отношению к себе. Но сейчас, после пережитого ночью и утром, и это чудо не казалось чудом, и прожитая жизнь представлялась тусклой, словно Лина отплыла на корабле далеко-далеко и теперь видела свет своего маяка в густом тумане.
Но что ей было делать теперь? Этот вопрос возник неожиданно. Хотя Лина неоднократно уже думала над тем, что случилось, ей ни разу даже в голову не пришло спросить себя: что теперь?
Она встала, прошлась по комнате. Боль постепенно проходила. Но осадок – острая,