Страшная тайна. Диана Уинн Джонс

давным-давно, еще тогда, когда Жанин платила маме, чтобы та сидела с Ником почти все время. Беда в том, что мама плохо ладит с малышами (хотя, должна сказать, с подростками у нее все просто здорово), поэтому она спихивала Ника на меня, как только я приходила из школы. Одно из первых моих воспоминаний – это как я качу огромную коляску с Ником в горку в Даунс, а потом, когда тернистый путь был позади, я вытаскивала его, и мы сидели на траве и сочиняли разные истории. Мы с Жанин в первый раз всерьез поцапались, когда мне было двенадцать, а Нику шесть и Жанин обнаружила, что Ник хочет побыть со мной, а не идти куда-то там с Жанин. Она сказала, что я забиваю Нику голову фантазиями. Я сказала, что он почти все сочиняет сам. Она сказала, что из-за меня он не отличает то, что есть, от всяких выдумок. А я сказала: еще как отличает, ведь понимает же он, что с Жанин ему будет скучно.

      Наверное, возобновить отношения оказалось проще, потому что Ник по-прежнему такой же потрясающе красивый ребенок, каким он был, когда я катила его в гору и старушки останавливали меня и говорили, какой у меня прелестный братик (а я всегда отвечала: «Он мне не брат, мы двоюродные»). Просто сейчас он примерно на ярд выше, и мне приходится запрокидывать голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Он говорит, что я тоже не изменилась. Так и есть. Я с двенадцати лет не расту. И у меня все такое же круглое лицо – как неумело нарисованное сердечко на школьной валентинке, – и нос у меня тоже не отрос, так что очки постоянно съезжают. Такая же растрепанная шевелюра мышиного цвета, такое же отсутствие фигуры. Я всю жизнь была этакой пышечкой в ямочках, а пока жила у мамы, у меня был нервный жор (ну и дура же я – думала, здоровую пищу затем и изобрели, чтобы люди не толстели), так что теперь я откровенно ТОЛСТАЯ. Перед тем как сесть это писать, я посмотрела в зеркало и удивилась, что Робби вообще во мне нашел…

[2]

      …сообщил, что экзамен на права я не сдала. На самом деле я не виновата. Улицы в Бристоле такие путаные. Вряд ли он меня завалил просто за то, что мы заблудились, хотя в конце концов я съехала задним ходом вниз по Тоттердаун (а уклон там, по-моему, градусов тридцать), поскольку, похоже, забыла, как трогаться на подъеме. Пересдать разрешат только через месяц. Тьфу.

      Чтобы выпустить пар, я ворвалась в деканат ветеринарного факультета и подала заявление о переходе на философский. Мне сказали, что я хорошо учусь и неужели я серьезно. И я сказала, что да. Если они думают, что я хочу тут торчать и смотреть, как Робби Пейн строит глазки Давине Фростик, то ошибаются. Мне сказали, что это неуважительная причина для смены специальности. Я сказала, что других у меня нет. Тогда они захмыкали, заахали и сообщили, что все равно до Пасхи, а то и до осени это невозможно – очевидно, полагали, что за это время я передумаю.

      НИ ЗА ЧТО. Я не стригла ногтей, пока сидела в больнице с папой. Теперь я клянусь не стричь их целый год. Никто не заставит меня работать с животными, когда у меня когти в дюйм[9] длиной. Нате вам!

      БЕСИТ!!! За пересдачу на права я отдала почти все деньги. Пришлось сказать дяде Тэду, что я буду платить ему за комнату и содержание раз в полгода. Он