Этот старый дворец называется – мир.
Это царский, царями покинутый, пир.
Белый полдень сменяется полночью черной,
Превращается в прах за кумиром кумир.
Вижу смутную землю – обитель скорбей,
Вижу смертных, спешащих к могиле своей,
Вижу славных царей, луноликих красавиц,
Отблиставших и ставших добычей червей.
Иногда этот мотив оборачивается глубокими размышлениями о непрерывности процесса жизни на земле, неизбежности смерти, о бесконечном круговороте материи в природе – эти раздумья часто тоже не лишены меланхолической окраски:
Сладка ль, горька ли жизнь, – мы умереть должны,
И Нишапур и Балх для мертвого равны.
Пей! Много, много раз чередоваться будут
И после нас c тобой ущерб и рост луны.
И пылинка живою частицей была,
Черным локоном, длинной ресницей была.
Пыль с лица вытирай осторожно и нежно:
Пыль, возможно, Зухрой яснолицей была!
Безусловно, очень большое место занимает в «Рубайят» тема вина во всевозможных вариантах: вино как Божий дар (и следовательно – пить разрешено); вино как средство утоления печали, мировой скорби; вино как способ ухода от жизни – и как символ протеста против строгих религиозных норм; вино как неоспоримая жизненная ценность и т. д. Но чтобы не усугублять впечатления, которое и без того легко может возникнуть у читателя, будто перед нами средневековое пособие для комплексующих пьяниц, – а это, конечно же, не так, по возможности ограничим примеры на эту животрепещущую тему.
Ни держава, ни полная злата казна —
Не сравнятся с хорошею чаркой вина!
Ни венец Кей-Хосрова, ни трон Фаридуна —
Не дороже затычки от кувшина!
Вино питает мощь равно души и плоти,
К сокрытым тайнам ключ вы только в нем найдете.
Земной и горний мир, до вас мне дела нет!
Вы оба пред вином ничто в конечном счете.
Все недуги сердечные лечит вино.
Муки разума вечные лечит вино.
Эликсира забвения и утешенья
Не страшитесь, увечные, – лечит вино!
Не менее важной темой, очень характерной для ученого, мудреца, представляется скептицизм, сомнения и раздумья автора о Боге, человеке и смысле жизни, хотя объявлять их «гуманистическими» или «материалистическими» нет особых оснований:
Был ли в самом начале у мира исток?
Вот загадка, которую задал нам Бог.
Мудрецы толковали о ней, как хотели, —
Ни один разгадать ее толком не смог.
Те, что веруют слепо, – пути не найдут.
Тех, кто мыслит, – сомнения вечно гнетут.
Опасаюсь, что голос раздастся однажды:
«О невежды! Дорога не там и не тут!»
Что